Побрившись, одевшись, Дик подивился преображению: теперь из зеркала смотрел респектабельный, слегка щеголеватый молодой вавилонянин. Юноша впервые с удивлением заметил, что вполне заслуживает права называться симпатичным. А то и красивым, чем черт не шутит. Этот костюм подчеркивал то, чего сам Дик, предпочитавший мешковатую одежду, в упор не замечал раньше — стройные ноги, узкую талию и широкие плечи, осанку флордсмана, светлую и гладкую кожу необычного оттенка. В сознание вторглась пугающая мысль; прежде он считал, что Моро сделал то, что сделал, из чистой подлости — раздавить, унизить, опоганить. Но сейчас он понял, что тут могло быть и нечто другое. Как у этого, как его там — Алкивиада. И сеу Рокс, вполне возможно, не насмехалась над ним, предлагая любовь. И из порта она его забрала сюда, потому что…
— Вот паскудство, — пробормотал он и открыл дверь.
Сеу Рокс была уже одета — в то же, что и вчера. Серебристые волосы убирала гребнями гем-горничная.
— Сударыня, — громко и резко сказал Дик. — Если можно… верните мне мою старую одежду.
— П-почему? — изумилась леди Рокс.
— Если я сунусь в этом в Муравейник, все подумают, что я это украл. Или нашел себе «мамочку».
Поскольку Рокс продолжала сидеть, не издавая ни звука, Дик счел нужным пояснить:
— Это, знаете, такие женщины, которые дают ребятам подарки и деньги за то, что ребята с ними спят.
— Но… — девушка снова запнулась. По лицу видно было, что в голове ее теснятся не меньше пяти реплик, каждая их которых хочет попасть на язык первой, и производят некоторый затор. В конце концов вперед вырвался вопрос:
— Но почему ты хочешь уйти?
— Выйдите пожалуйста, — обратился Дик к служанке. — Я не могу при вас говорить.
Служанка сначала не поняла, что на «вы» обращаются именно к ней, потом нерешительно воззрилась на госпожу, та махнула рукой — иди.
— Вы тут сказали сейчас, что постельной заместительницей быть не можете, — сказал Дик, когда она вышла. — Ну так вот, я тоже мальчиком-приживальщиком быть не могу.
Леди Рокс провела рукой по волосам, один гребень выпал.
— Да как ты посмел, — прошептала девушка, и Дик понял, что сказал не то: сквозь шепот прорывались слезы. — Как у тебя язык повернулся сказать… Я же… я… люблю тебя!
Дик, ощутив некоторую неуверенность в коленках, нашел рукой за своей спиной кровать и осторожно сел на край.
— Сударыня, — сказал он. — Я дурак. И если я вас обидел — то простите меня. Но как такое может быть, если вы меня совсем не знаете?
Рокс нервно запустила руку в волосы.
— Мне казалось, я достаточно знаю тебя. Я… участвовала в траурном поезде императора. Видела тебя. Ты был… прекрасен.
Дик опустил голову и сжал пальцы до хруста.
— Да, я слышал, — сказал он. — «Такой молодой, такой хорошенький — какая жалость, что он должен умереть!» Как будто старых и некрасивых — можно…
— О, боги! — девушка вскочила и зашагала по комнате, агрессивно заламывая пальцы. — Какой же ты все-таки… тупой! Да если бы ты был некрасивым и старым — это все равно было бы прекрасно, пойми. Ты был один, никого на твоей стороне, а с Рихардом была вся сила дома Рива, и все равно он не заставил тебя сдаться! Ты сам себя судил строже, чем они, и отвергал прощение…
— М-м-м! — Дик с силой впечатал лицо в ладони. — Нет, нет! Это вы ничего не поняли! Что же я, дурак — отвергать прощение? Не было там никакого прощения — меня хотели пощадить, потому что я пилот, потому что я мог принести им пользу. Только прощением там и не пахло. Он меня покупал! Он говорил: давай так — я сделаю вид, что забыл, как ты зарезал мою сестру, а ты сделаешь вид, что забыл, как по моему приказу сожгли всех твоих… и что сделали со всеми, кого ты любил, и что сделали с тобой… А я говорю — нет, если так считаться, то крови твоей сестры будет маловато, чтобы должок закрыть, а если прощать друг другу без счета — то отпусти меня и всех моих, дай вернуться домой и не мучай больше живых ради мертвых. А он сказал: нет, я так потеряю лицо. А я сказал: ну тогда убей меня, если лицо тебе дороже. Вот. И все. И ничего в этом прекрасного нет!
Рокс больше не вышагивала по спальне.
— Ты знаешь… — сказала она после долгого молчания. — Я помню этот ваш разговор наизусть. Я много раз просматривала запись — вы говорили совсем другое.
— Какая разница, что мы там говорили вслух, — Дик уронил руки. — Вы тут, в своих пещерах, очень много рассказываете про то, как вам не нравится ложь, и наша вера, которая, по-вашему, вся ложь… Может, я и не самый лучший человек на свете — но кто-то же должен был поставить этого вашего сёгуна перед правдой.
— Ран… Ричард… я просто пытаюсь объяснить тебе, почему я полюбила тебя. Почему ты на все хочешь найти возражение?
— Да потому что все это ерунда! Вы тут страшной ерундой перенимаетесь, меня это бесит иногда. Данг вот ляпнул один раз — как, мол, хорошо я держался. Да какая, к черту разница? Я что, виноватей или правей выхожу от этого? Вы бы точно так же восхищались, будь я пиратом или еще какой мразью, лишь бы красиво плюнул перед смертью…
— Нет. Поверь мне, нет. По крайней мере, не я.
Дик потер лоб и спросил:
— Так чего же вы все-таки хотите, сударыня?
— Быть… твоим другом… наверное. Если ты окажешь мне эту честь.
Дик немного подумал — и принял ее ладонь.
— Это ваша дружба для меня честь, сударыня, — сказал он.
Они пообедали яичницей с беконом, поджаренным хлебом и настоящим кофе, в который Дик с отвычки бухнул столько сахара, что пришлось разбавлять еще дважды. За этим занятием он рассказал ей в самых общих чертах историю своего спасения и жизни с Сурками — не упомянув, однако, ни о Салиме, ни о господине Исии. Он понимал, что леди Кордо — девушка проницательная, но пока еще не знал, что и в какой мере может ей доверить, и предоставил ей кое о чем только догадываться.
— Так это член враждебной банды так тебя отделал? — спросила она. — Не сочти праздным любопытством, но к возвращению отца я должна сочинить какую-то легенду про тебя и то, как ты здесь оказался. Пока что мне нравится романтическая версия — я поехала проведать свой алтарь, меня атаковали тамошние грабители, а ты меня спас.
— Се… то есть, Рокс, а почему нельзя сказать правду? То есть, не обязательно говорить, кто я такой… Но лучше просто сказать, что ты нашла меня у алтаря и привезла сюда.
— Э-э-э… Они будут несколько эпатированы. Понимаешь, Ран, чтобы не возбуждать подозрений домашних, я еще вчера сказала, что мы любовники.
Дик поперхнулся кофе.
— Ну, а как еще можно объяснить, что ты ночуешь в моей спальне?
