На мгновение возникла статичная картина: Зонц и Лекс образовали линию обороны поперек вагона, чуть позади в проходе между ними встала Дэйзи, отведя свой боевой снаряд назад для быстрого замаха. Трое тэнсов корчились на полу, четверо в нерешительности замерли попарно напротив гипа и человека. А восьмой тэнс, стоящий далеко позади своих товарищей, деловым и неторопливым жестом выдернул из-за пазухи короткоствольный револьвер, и, почти не целясь, выстрелил перед собой.
Реакция гипа оказалась лучше, и он сдвинулся в проход, загораживая собой застывшую Дэйзи. Пуля вошла ему в грудь, и мастер Зонц крутанулся на месте, пытаясь удержать равновесие. Словно испугавшись случившегося, тэнсы устремились к выходу.
— Зо, ты цел? — спросила странным клекочущим голосом Дэйзи, и, обернувшись, Лекс увидел маленькое растрепанное отверстие в ее дутой куртке ровно на уровне сердца.
Тыльной стороной руки Дэйзи недоуменно вытерла струйку крови, сбегающую из угла рта, и рухнула лицом вперед. Поезд начал тормозить перед следующей остановкой.
Гип потускневшими глазами посмотрел на упавшую девушку.
— Я слишком мягкий! — сказал он, словно пытаясь извиниться перед ней, перед Лексом, перед пулей, которую не смог остановить собой. — Центр, вызывает мастер Зонц…
Лекс выволок на платформу потерявшую сознание Дэйзи, а гип лунатично обошел место схватки, прихватив сумки обоих и бесхозную моньку, выкатившуюся в проход. Челн упал на платформу искрой с неба, и уже по посадочному виражу Лекс мог сказать, кто за штурвалом.
— Жива?
— Как ты успел так быстро? — выдохнул Лекс.
— Я лучший, — коротко ответил Пакс.
Кровь пропитала одежду Дейзи, и каждый ее хрипящий вздох сопровождался густым хлюпанием.
— Диагностику. Хаджат, — сказал мастер Зонц.
Сухие слова прогнали шок, и происходящее мгновенно улеглось в стандартную схему. Пакс молча смотрел, как пучок игл погружается в перемазанное кровью горло Дэйзи. В руках Зонца заискрился баллон, и голубое марево хаджата хлынуло в тело девушки.
— Домой, — тихо сказал гип.
Полет прошел в тишине. Пакс, разговаривая сам с собой, нервно поводил головой, Зонц отвернулся к окну. Лекс машинально тер сбитые костяшки и беззвучно звал. Кара, детка, слышишь? Мы же знаем с тобой лучше всех, что люди просто так не умирают, ты же помнишь это, Кара? Никакая дурацкая пуля не может сломать нас насовсем, пока есть Центр. Девочка моя, спи, спи, спи, пока мы не соберем тебя по частям, не склеим твое сердце, не соединим ткани, и будет лучше, чем было, мы же теперь можем все!..
Лекс почувствовал, что его начинает трясти, и засадил себе кулаком в подбородок. Челн начал клониться к залитой светом посадочной крыше Центра починки.
Лекс сплел пальцы и сжал их с такой силой, что выступили слёзы. И вроде бы уговорил себя, что все волнения уже позади. Кстати, совершенно напрасно, потому что основное потрясение ждало его дома, когда он открыл свой саквояж и на самом дне обнаружил тусклый металлический цилиндр, чуть потолще обычного баллончика с лаком для волос или пеной для бритья. Хаджат.
Ах, Дэйзи, Дейзи… Теперь понятны все твои странные взгляды. Зачем, ради всего святого, тебе понадобилась эта хрень? Кому ты ее собиралась передать? Почему положила именно в мою, а не свою сумку? Какие новые сюрпризы ты мне готовишь?
Лекс метнулся в спальню, вытряхнул из стопки летних рубах конвертик «на черный день», захватил две смены белья, зимние ботинки, серебристый чайный пакетик, где хранились документы. Остальное, в принципе, и так жило в саквояже.
Выглянул из-за шторы, оглядел двор. Пусто, как всегда в это время. Собаки с соседней стройки копошатся у мусорных баков. Лужи блестят первым ледком. С неба сыпется — снег, не снег — так, демо-версия предстоящих метелей.
Время сказочных случайностей и невероятных совпадений прошло, мастер Лекс. Если у тебя на кухонном столе лежит самый желанный для любой разведки мира предмет, золотой ключик к неимоверно сложной технологии, семечко райского яблока, то это не просто так. Если твою дверь еще не снесли с петель, то сделают это в самое ближайшее время.
И гипы не простят. Это предательство всего того, что делалось последние годы. Глупая, зачем?! Даже злясь на Дэйзи, Лекс все равно думал о ней, как о маленькой девочке, взбалмошной и доверчивой. Как ее угораздило?! Выздоровеет — прибью!
Зонц пообещал, что Дэйзи положат на стенд уже сегодня и починят за неделю. До этого времени вся команда в отпуске, и значит…
Лекс запер дверь, оставив в квартире свет, и, перепрыгивая через две ступеньки, устремился вниз.
…и значит, ее начнут допрашивать не раньше, чем через пять дней. Если до этого времени вернуть хаджат, попробовать все замять…
К ночи изрядно подморозило. Без перчаток ушел, россомаха… Вернуться? Лекс пересек двор в направлении доисторической ярко-красной телефонной будки. Выудив из кармана смятый прямоугольничек самодельной, на принтере распечатанной визитки, набрал номер. Гудок… два…
По стене дома поползли два пятна света. Две одинаковые машины въехали во двор через арку и остановились у подъезда Лекса. Или Дэйзи? Четыре гудка… Пять… Неужели не дома? Из обеих машин вышли люди. Четыре молодца, одинаковых с лица… Щелчок на линии, и сразу — раздраженный голос:
— Кузаковский, душа моя, пока не сдадите гипофиз, о зачете даже не мечтайте! И прекратите эти бессмысленные звонки!
— Артур Владиленович, это Алексей… — торопливо сказал Лекс, боясь, что профессор положит трубку. — Сказочник…
— А, здравствуйте, голубчик! Спасибо за чаепитие, развлекли старика…
— Артур Владиленович, мне нужно увидеть вас прямо сейчас…
Коротко стриженые атлетически развитые молодые люди уже скрылись в подъезде. Наверное, двое поднимаются пешком, даже не сбивая дыхания, а еще два везунчика едут вверх на лифте.
— Прямо сейчас…
Последний раз он жил в подполье, когда сбежал из дома в десятом классе. Днем слонялся по бульварам, пил химический бульон в кавказских шалманах, таскал в смешном дедовом саквояже зубодробительный учебник по невропатологии. Жил у одноклассника, спровадившего предков на дачу под предлогом подготовки к экзаменам. Тогда Леша добился своего — родители разрешили поступать в «мед».
Чего он хочет добиться теперь, Лекс не знал. Один в огромной полузаброшенной квартире, под взглядами строгих офицеров и волооких декольтированных дам с пыльных картин, он просто ждал. Один, оторванный от дома, от Центра, от Дэйзи. Один — географически и во времени, по ощущениям и по предчувствиям.
