Ознакомительная версия.
Теперь я мог сколь угодно долго оставаться на одном месте, но умереть был не в силах, как и прежде. И я мечтаю о смерти. В любом ее проявлении. Но я желаю смерти окончательной и бесповоротной! И не хочу никакой реинкарнации.
Кстати, обидевшись на забывчивость Господа, проявленную в отношении меня, попробовал я стать буддистом. Ведь там предлагается нирвана, понятие которой представляет собой величину глубже смерти, что тоже меня устраивает. Но ничего не получилось! Жулики они все, как, впрочем, остальные священнослужители любой из религий. Во время прохождения пути самосовершенствования ни разу не удалось уйти от мысли, что сидящий напротив меня служитель является в первую очередь администратором. И в последнюю очередь тоже. А служители более высоких рангов – администраторы высших порядков. И всегда в голове возникал вопрос, сколько стоят все эти храмовые принадлежности, типа золотых статуэток Будды и прочей драгоценной мишуры. На кой, спрашивается, ляд все это надо самому Будде? Когда я задал этот вопрос ламе (а буддистом я пробовал стать в одном из монастырей Тибета), он ответил, что если меня не отпускают столь мирские мысли, то просветления – а, следовательно, и нирваны – мне не достичь. Когда я покидал монастырь, то, обернувшись, нечаянно встретился глазами с провожавшим меня ламой. Я без труда прочитал его мысль. Она прямо светилась во взгляде: «Еще всяких еврейских морд у меня в монастыре не хватало». И я понял, что даже в Тибете существует еврейский вопрос…
Агасфер плеснул чачи в стаканы. Они выпили, закусили, и Шенгеле сказал:
– Еврейский вопрос заключается в том, что если не будет евреев – не станет и вопроса.
Агасфер постучал себя костяшками пальцев по голове и насмешливо произнес:
– В этой фразе проявляется весь махровый и безграмотный нацистский идиотизм. Как, впрочем, и в расовой теории. Ты не хочешь понять одной простой вещи. Если не будет козла отпущения, грехи переложат на первого же пойманного барана. Закончатся бараны – достанут из загона верблюда, и так – до бесконечности.
– Нет, − не согласился Шенгеле. – Евреи – дело особое.
– Да? – Агасфер задрал брови вверх. – Вот в Турции чихать хотели на еврейский вопрос. Там у них курдов хватает. В суннитских странах, почему-то, во всем виноваты шииты, а в Польше – русские. Примеров – огромное количество. Представь себе, что в мире остались только твои любимые арии. Знаешь, что произойдет? Кто-нибудь объявит себя сверхарием. Тех, кто его поддержит, запишет в этот же разряд, а остальных – просто ариев – обвинит в нечистоте крови, и заставит говно возить, ибо должен же это кто-то делать.
Шенгеле покачал головой и произнес:
– Дело здесь даже не в расовой теории. Как бы я ни не любил иудеев, по моему мнению, в мире существуют только две по-настоящему талантливые нации – германцы и евреи. Я об этом говорил еще в лагере и не скрывал никогда. Но существовать рядом они не могут. Кто-то должен победить. А по поводу фюрера могу пояснить следующее. Если в Испании был дан срок три месяца, то в Германии он составил целых пять лет! Начиная с тридцать третьего года и по десятое ноября тридцать восьмого. Сначала евреев лишили политических прав. Потом запретили заниматься банковской деятельностью. Потом на витринах многих магазинов появились надписи: «Здесь иудеи не обслуживаются». Дальше – больше. В тридцать шестом году на всех улицах появились скамейки с надписями: «Для иудеев». Спустя несколько месяцев – объявления во всех парках: «Вход собакам и иудеям запрещен!». Неужели нельзя было понять, что пора уезжать? В тридцать седьмом начались акции, связанные с расовой гигиеной. За сожительство с немками евреев водили по улицам с плакатами на груди, гласившими: «Я обесчестил немецкую женщину». Но когда государство обязало всех евреев предоставить сведения о доходах и имуществе и создало специальную картотеку?! Самому большому дураку на свете известно, что если власть принялась считать деньги некоторой группы людей, то скоро она их заберет! Где хваленое еврейское чутье? Пять лет фюрер тыкал твой народ носом в выходную дверь! А ты тут про какие-то вшивые три месяца…
Агасфер махнул рукой и произнес с сожалением:
– Тяжелый случай. Ничем из тебя нацистскую дурь не выбить. Если твои соплеменники такие талантливые, пускай станут умнее евреев. Посмотрим, что из этого получится. Я могу сказать, что ошибки свойственны как любому человеку, так и любому народу. И проистекают они от самых простых вещей: глупости, жадности и отсутствия сострадания к другим. Ты что-нибудь слышал о событиях, происходивших в середине семнадцатого века на Украине?
– Это когда казаки уничтожили много евреев? Читал где-то, но уже не помню.
– Ну, насчет количества можно написать все, что угодно. Преувеличения всегда кому-то выгодны. Бывал я там в это время… Тогда я работал в одной венской банковской фирме. Не помню точно, как она называлась. По-моему – «Шницель и сыновья». Или нет… Короче – не важно. По делам этого банкирского дома я изъездил всю Европу, являясь доверенным лицом, развозившим различные бумаги: векселя, закладные и прочие документы. Бывал на Украине. Причем, не раз. И меня всегда поражала одна вещь. В любом небольшом городишке или селе каждый крестьянин, кланяясь, ломал передо мной шапку, хотя не знал, кто я такой. Единственно, в чем он не сомневался, исходя из моей внешности, это в том, что я – еврей. Не имело значения, еду ли я в бричке, или иду пешком. Зато стоило только оглянуться, как в глазах смотрящих мне вслед читалась самая лютая ненависть. И эта ненависть, как оказалось, имела под собой массу оснований.
Еврейских общин было много, и все они платили в казну налоги за данное иудеям право жить в польском королевстве. Взамен им не запрещалось заниматься любым видом коммерческой деятельности. Евреи были банкирами, торговцами, шинкарями и тому подобное. Но самое главное – они принимали участие в так называемой откупной деятельности. Какой-нибудь богатый член общины выкупал право собирать налоги с какого-либо города или местности. Потом перепродавал по частям (естественно, с выгодой для себя) своим родственникам, ну а те, в свою очередь, перепродавали это право другим членам общины, дробя еще сильнее. Вот и получалось, что в любой, даже самой мелкой административной единице Украины за сбором налогов стоял представитель богом избранного народа. И собирались налоги таким образом, чтобы перекрыть последствия большого количества перепродаж, ну и себя, конечно, не забыть. В итоге подданные короля налогов платили гораздо больше, чем полагалось. Плюс, практически, полная монополия на производство спиртных напитков, постепенно прибранная моими соплеменниками к своим рукам. Все бы ничего, но дело коснулось последней инстанции, то есть Бога. Католичество в тех местах существенно притесняло приверженцев византийской конфессии. А исповедовало православие большинство населения Украины.
Ознакомительная версия.
