Ознакомительная версия.
– У меня нет информации, как малыш пережил потерю.
– У меня тоже. Нет записей – в те дни им было не до протокола. Они искали причину…
– И не нашли.
– Нет. Забегая наперед, скажу, что мы тоже не нашли. Ни о каких бактериях, вирусах, инопланетных тварях не может быть и речи. Мы чуть не на атомы разложили корабль и содержимое саркофагов…
– Мальчику было восемь?
– Да. Командование полетом принял второй пилот. Начальник экспедиции возобновил нормальную работу… Насколько это было возможно…
– Потери неизбежны.
– Да. Наверное, они тоже так подумали, когда через год умер диетолог.
– С теми же симптомами?
– Абсолютно. Когда Денису было десять, за три месяца умерла вся команда. Последней – его мать, бортинженер. Денис получил точные инструкции: управляя автоматами, уложил мать в двенадцатый саркофаг. Резервный.
– Та-ак…
– Три года он провел на борту один, в компании роботов и покойников. Разумеется, курс был проложен, автоматика не сбоила. Но – я повторяю – сейчас это общительный, образованный, совершенно нормальный мальчик.
– Незаурядный, признаю. Но он вырос среди незаурядных людей, в обстоятельствах, которые нельзя назвать рядовыми…
– Поверьте, мы не стали бы к вам обращаться. Мы встречали экспедицию – по графику. Денис вышел на связь точно в срок… Разумеется, узнав, что экипаж мертв, мы оставили корабль на орбите. Разумеется, Денис попал в карантин. Он сотрудничал, вы не поверите, с охотой, он нас утешал! Его чуть не на части разбирали, пытаясь выявить аномалию, а он шутил… Он здоров. Корабль стерилен. Прах наших товарищей подвергнут всем тестам, какие только возможны.
– Ничего не нашли.
– Нет. Правда, ведущий инженер проекта умер через месяц после возвращения «Императора». Но это понятно: обширный инсульт…
– Так.
– Дениса отправили в школу, в одну из лучших школ, мы чувствовали вину перед его родителями.
– Это напрасно.
– Он проучился полгода. Характеристики положительные.
– Мы подбираемся к тому, чего нет в моих материалах.
– Да. В последний месяц, один за другим, умерли трое его учителей. Помрачение рассудка, отказ жизненно важных органов… Причина неизвестна.
* * *
Школа была в самом деле хорошая – маленький, замкнутый городок на берегу моря, с парком, обступившим строения, с бесконечными треками, терренкурами, спортплощадками, беседками и экспериментальными делянками, наконец, с крепостной стеной вдоль главной аллеи – стена олицетворяла прогресс, а потому была сложена из разных материалов, начиная от кирпича и заканчивая строительным монолитом. Мозаичные картинки из цветного стекла изображали людей, занимающихся своим делом, – инженеров над пространственными моделями, древних греков с мотыгами и космонавтов в старинных скафандрах. У самого входа две фигурки в спортивных костюмах, мужская и женская, стояли, целомудренно взявшись за руки.
Что должен испытывать мальчик, который первую дюжину своих лет видел только виртуальное небо? Что он должен испытать, оказавшись на берегу, в парке, среди сотен ровесников? Потрясение? Или, может быть, разочарование? Настоящее небо так похоже на виртуальное, что, бывает, их трудно различить…
В вестибюле на информационном экране были выставлены три портрета в траурных рамках. Стояла тишина, чрезмерная для школы.
– Здравствуйте. Меня зовут Александр. Вам звонили.
– Да, разумеется, – женщина в административном кресле улыбнулась очень натянуто. – Вы хотите поговорить с Денисом?
– Нет. То есть хочу, конечно, но позже. Сперва я собираюсь встретиться с несколькими его друзьями… Вряд ли у него есть друзья. С товарищами. С педагогами.
– Разумеется. – Женщине физически трудно было улыбаться.
– И еще, я заранее приношу извинения за бестактность. Мне надо поговорить о ваших последних потерях – о тех педагогах, что умерли.
Женщина молчала секунд тридцать. Ее левая рука начала подрагивать, и она крепко прижала ладонь к столу.
– Понимаю, – сказала она наконец. – Что бы вы хотели знать?
– Я изучал их медицинские карты. Все трое были практически здоровы.
– Да.
– Я вижу, в школе траур?
– Шок, – просто сказала женщина. – Многие, кажется, до сих пор не верят. Знаете, детское желание отгородиться от плохого. Мы здесь, к счастью, редко сталкиваемся со смертью…
– Денис Донцов часто с ней сталкивался.
– Да. – Женщина снова помолчала. – Видите ли. Эти трое были лучшими. Разумеется, у нас много прекрасных педагогов… Но эти трое были особенными, за ними тянулись, им хотели подражать.
– Все преподавали в классе у Дениса?
– Елизар Степанович и Лука Викторович – да. А Эльза Себастьяновна, учитель японского, – нет. Но Денис ходил к ней на факультативные занятия. Почему вы связываете то, что случилось, с Донцовым?
– А вы не связываете?
Женщина перевела взгляд на окно, за которым светило солнце сквозь сплетенные ветки:
– Нам стоит огромного труда удерживать учеников от паники. Потому что историю Дениса тут знают все. Знаете, как его прозвали? Император. С первого дня. А теперь зовут Император Смерть.
– Он заносчив? Считает себя особенным?
– Нет. Но он непростой. Очень непростой мальчик. Нам пришлось… схитрить, объявить Дениса больным и поместить в изолятор.
– Но он здоров?
– Совершенно. Как ни жаль признавать, мы, наверное, будем настаивать на его переводе… куда-то.
– Основания?
Она снова посмотрела ему в глаза:
– А нет никаких оснований. Одно только чувство самосохранения. Думаю, нам удастся убедить попечительский совет.
* * *
– Император Смерть? – девочка посмотрела почти враждебно. – Не слышала. Его звали просто Император.
– Он много о себе возомнил, тебе не кажется?
– Нет, – она вздернула нос. – Учитывая все, что выпало на его долю, – нет! Вот если бы вы три года один сидели внутри консервной банки, нашпигованной техникой, а потом прибыли на планету, где у вас нет знакомой даже крысы… Даже крысы! – Голос ее дрогнул. – И вас что, встретили как героя? Нет, как разносчика неизвестной инфекции! Я бы посмотрела на вас. Вы бы всех возненавидели. А Денис – нет.
Она уставилась на него победно и мрачно, будто ожидая немедленного признания: да, я неудачник.
– Он рассказывал о себе? – Александр вильнул, обходя эмоционально опасную тему.
– Не сразу и не всем.
– Тебе рассказывал, Оля?
– Мне – да, – девочка высокомерно прищурилась. – О том, как играл со взрослыми в первые годы. И как жил потом один. А о времени, когда они все вокруг умирали, – он никому не говорит.
Она закусила губу и уставилась поверх плеча Александра, вдаль, где возвышались над зеленью парка старые пинии на берегу.
Ознакомительная версия.
