Ознакомительная версия.
– Да.
– Он просто выключился, как прибор. Сердце не удалось запустить. Я подключила его к машине – сердце, почки, печень… полностью. Когда его увезли отсюда в госпиталь, он был еще жив. Если можно так выразиться. Потом мне ничего не хотели говорить, просто сообщили о смерти. И я ничего бы не узнала, если бы не второй случай. Эльза Себастьяновна Лун, учитель японского. Пятьдесят лет. Не замужем. Мать пятерых взрослых детей. Со склонностью к гипертонии. В прошлом году – перелом ноги, травма получена во время поездки с учениками на горнолыжный курорт. Срослось без осложнений. Потеряла сознание среди бела дня, в парке, по дороге от столовой к учебному корпусу. Не узнавала меня. Не узнавала никого. Я поместила ее в реанимационный модуль… Дальше рассказывать?
– Почему это случилось? Диагноз?
– Официально – гипертонический криз. Она носила пластырь, контролирующий давление и подающий сигналы всякий раз, когда систолическое едва-едва превышало сто сорок. Показания пластыря у меня фиксировались на приборах, я все передала в госпиталь. Там был зубец, ее давление скакнуло до ста пятидесяти и сразу же вернулось к норме минут за десять до того, как она упала… Но сто пятьдесят на девяносто – это не гипертонический криз!
– То есть вы не согласны с официальным диагнозом?
– А какая разница, согласна я или нет? Лука, спортивный организатор, сорок лет. У этого сроду не было гипертонии. Девочки рассказывали потом, что он шел, налетая на кусты. Я видела потом переломанные ветки. Видела следы. Он шел, виляя, как тяжело пьяный или полностью дезориентированный человек. Первым отключился мозг… Не совсем отключился, но был тяжело поврежден. Тело какое-то время жило и двигалось по инерции. А потом выключилось. Я, конечно же, поместила его в реанимационный модуль. Но какой смысл поддерживать жизнь тела, если оно пустое? Если человек уже вылетел из него неизвестно куда?
Врач замолчала. Подросток на экране переменил позу – убрал ноги со столика, повозился в кресле, сел ровнее.
– При чем тут мальчик? – спросил Александр.
Врач пожала плечами:
– А при чем тут мальчик? Только при том, что там, где он, умирают люди. Больше у нас нет никаких ни данных, ни сведений, только… чувство самосохранения.
– Думаю, вам удастся убедить попечительский совет, – сказал Александр.
Врач внимательно на него посмотрела.
– Да, – ответила суховато. – Если вы хотите говорить с мальчиком – пожалуйста. Ваша работа, в конце концов, и вы знаете об этой истории куда больше меня… Только примите во внимание одно обстоятельство.
– Да?
– Умерли те, кто был важен Денису. Кто был ему особенно интересен.
– Бедный мальчик, – пробормотал Александр.
– Да. Я тоже ему интересна. Я никогда с ним не разговариваю лицом к лицу. Можете меня презирать. Можете написать рапорт.
– Я не собираюсь…
– Спасибо. Услуга за услугу: и вы ему будете интересны. Вы, с вашей работой, с вашим заданием. Особо интересны. Он любопытен.
– И что случится со мной, если я поговорю с тринадцатилетним мальчиком лицом к лицу?
– Может быть, ничего. А может быть… Я, конечно, помещу вас в реанимационный модуль в случае чего. Но результат известен.
Александр засмеялся. Врач подарила ему скудную улыбку.
* * *
– Здравствуй, Денис.
Парень обернулся.
Он в самом деле выглядел на пятнадцать – нескладный, мосластый, совершенно нормальный подросток. Он улыбнулся с естественной вежливостью, начал уже отвечать – «Здра» – и вдруг запнулся.
Это было очень короткое мгновение. Кто-то другой, не Александр, не заметил бы или не придал значения. Но парень запнулся, увидев его, и в глазах промелькнула… радость, что ли? Удивление? Неопознанное чувство. В целом позитивное, но с ноткой тревоги.
– Здравствуйте, – сказал он в следующую секунду, совершенно так, как должен был сказать нормальный парень в такой ситуации. – Вы следователь?
– Я специалист по разного рода нештатным ситуациям, – округло пояснил Александр. – Мы ведь раньше не виделись, да?
– Нет. – Парень приподнял уголки губ. – Вы показались мне похожим на одного человека.
– На кого?
– На моего отца. – Голос парня не дрогнул. – Хотя я помню его гораздо моложе. Вам около сорока. А папе, когда он умер, еще тридцати не было.
Александр растерялся на целую секунду. Очень не хотелось произносить дежурное «сожалею», но ничего лучшего придумать не получалось.
– Тебе непросто пришлось.
– Да, мне уже говорили, – он смягчил дерзость улыбкой. – Вы верите, что трое преподавателей умерли из-за меня?
Глядя в его безмятежные серо-голубые глаза, Александр растерялся во второй раз. Он вдруг вспомнил женщину-врача, которая не хотела встречаться с этим мальчиком лицом к лицу.
– Я не оперирую верой. Только фактами. И, разумеется, не собираюсь обвинять тебя в том, чего ты не совершал…
Его язык произносил слова, по смысловой нагрузке сравнимые с храпом. Александр смотрел в глаза мальчишке. Тот улыбался и смотрел в ответ.
Волосы на затылке у Александра поднялись дыбом. То, чего не измерить приборами – чутье, – заставило сердце забиться быстрее, и сигнал опасности прошелся по коже, как ветер по равнине.
– Очень интересно, что теперь со мной будет, – тихо сказал мальчик. – Вроде бы я ни в чем не виноват… Но я в изоляторе. Меня теперь навсегда изолируют? Чтобы я жил всю жизнь взаперти, как прожил первые годы?
Александр с трудом отвел глаза. Комната была большая, Александр стоял теперь спиной к камере, а Денис – лицом. Правда, возможно, здесь не одна камера… В окно билась муха. Жуткая история, ж-жуткая – вот так прожить всю ж-жизнь, как одинокий ж-жук на предметном стекле…
– Нет, – сказал Александр и прокашлялся, потому что голос вдруг сел. – Ты ведь не хочешь одиночества? Тебе предлагали дистанционное обучение, ты отказался? Тебе предлагали программу адаптации, но ты захотел в нормальную школу…
Денис кивнул:
– Я хотел пообщаться с разными людьми. Это ведь естественно?
Александр чувствовал его взгляд щекой.
– Что случилось там, в экспедиции? Ты знаешь?
– Меня много раз спрашивали. Я все рассказал. Вы читали мои отчеты.
– По закону, – признался Александр, – нужна очень веская причина, чтобы запереть подростка против его желания. Но если всюду, где ты появишься, будут умирать люди…
– Но почему они будут умирать? По какой причине? – В голосе парня послышалось усталое изумление. – При чем тут я?!
«Вот и я не знаю».
Денис пересек комнату. Взял волейбольный мяч, закатившийся в угол, подбросил на руке:
– Вы играете в волейбол?
– Нет. Только раньше, в юности…
Мяч ударился о стену, обшитую деревом.
Ознакомительная версия.
