Ознакомительная версия.
— Слышала, — прервала она его речь короткой репликой.
— Но почему?!
Она повернулась к нему, посмотрела снизу вверх, в красноватом свете, постепенно заполнявшем небосвод, он увидел спокойное лицо.
— У меня… У нас будет ребенок, Стин, — сказала она медленно. — Я не хотела, чтобы он родился в космической пустыне.
— Пустыне? Дурочка. Какая же ты дурочка, Амиа! — сказал он горько. — Там, куда они полетели, есть небо и море, два материка, много-много прекрасных лесов и даже кое-какая мелкая живность. А пустыня… Пустыня будет тут.
Она проследила за его взглядом.
— Город и космопорт сгорели, — сказала она тихо. — Может, они не тронут поселок. Пустой поселок, чем он им мешает…
Он безнадежно махнул рукой и перегнулся через перила.
— Лодка, — шепнул он вдруг. — Смотри, там, у берега.
— Это же чужая.
— Ох, Амиа… Чужая! Хозяева… — Он ткнул пальцем вверх. — Они не вернутся. Никогда. Тут теперь все наше. Собирай вещи. Только поменьше и быстро. Главное, чтобы были вода и поесть…
— Но…
Еще одни луч чиркнул по небу совсем близко, занялись дома на дальней окраине поселка, Амиа опрометью кинулась к двери, он схватил ее за руку, удержал.
— Не надо. Поздно.
— У меня готова сумка. Я собрала, сначала хотела идти, потом…
Они торопливо спускались по склону, спотыкаясь о торчавшие из земли корни, лестница была чуть дальше, через два дома, а тут просто тропинка, незаметная, полупротоптанная, иногда Амиа ленилась идти кругом и спускалась на пляж прямо со двора…
Он проверил мотор, потом задумался. Попробовать плыть вдоль материка? Бессмысленно. Если вспомнить картину, на которую им довелось смотреть из пространства перед посадкой… Посадкой! Горше нет — вернуться домой и увидеть такое… Острова? Ближайшие отпадают, дальние… Обойти мыс и через пролив?.. К врагу?.. Он саркастически усмехнулся… Все умирают одинаково, свои и чужие, а трупы в современном мире не различишь даже по одежде… И однако там наверняка не лучше… Что же остается? Видимо, только… Дальняя Земля? Можно ли? А почему нет? Он поспешно набрал код, запустил автомат и задал курс, потом оглянулся, Амиа сидела на корме, прямая и строгая, неподвижный взгляд устремлен, случайно или намеренно, но именно туда, куда им предстояло плыть два дня, три, как повезет… Если повезет… А дальше? Он горько вздохнул, представив себе свою каюту, рубку, где мог бы в эту самую минуту нести вахту, трудную, конечно, но полегче здешней. Что ж, он собирался начинать с нуля там. Начнет тут. Если повезет. Он отдал команду, и лодка, описав крутой вираж, понеслась вперед.
Да, действительно… Человек, никогда не выглядывавший за пределы Земли или даже Солнечной, должен был воспринять эту историю именно как рассказ, но он, Дан, видевший своими глазами оплавленные материки Эдуры и тот самый спасительный берег… к тому же скупые описания в рукописи были во многом схожи с картинами, которые он себе невольно представлял… пусть это рассказ, но написан он если не очевидцем, то тем, кто жил ко времени крушения Эдуры близко, очень близко…
Он закрыл файл и перешел к первой из больших вещей. Стал читать почти нехотя… И сразу увлекся. Настолько, что нашел чистую бумагу, включил принтер, сделал распечатку и устроился с ней в кресле у окна.
Он читал текст не бегло, как обычно поступал с рабочими материалами, останавливаясь лишь на тех местах, которые представляли интерес, а медленно, вдумчиво, как земных классиков или роман Мастера. И не только по той причине, что боялся проглядеть что-либо важное, но и просто потому, что вещь того стоила. Это было неторопливое повествование, по стилю и погружению в тончайшие психологические оттенки напомнившее Дану его любимого Пруста. Роман состоял из трех частей, каждая из которых описывала один день из жизни некого светского льва, аристократа по происхождению, воспитанию и образу жизни, но из общества отнюдь не дотехнического, герой не катался на лошадях или, вернее, сниттах, а гонял на бешеной скорости летательный аппарат, видимо, нечто вроде флайера, пользовался видеофоном и прочими благами цивилизации, однако, будучи человеком богатым, вел жизнь праздную и пустую, ненавидя эту пустоту и растрачивая себя на бесплодные попытки заполнить ее всякого рода похождениями. Дан невольно вспомнил Горта, кара Асуа и остальную компанию высокородных дворян королевства Стану. Проблемы схожие, только герой книги был неизмеримо тоньше и умнее. В первой части герой встречал женщину, в которую влюблялся с первого взгляда, вообразив эту любовь небесным предопределением, посланием судьбы, долженствующим наполнить его жизнь содержанием, во второй, самой приподнятой, своего рода апофеозе торжествующей страсти, он добился своей возлюбленной, а в третьей осознал, что в очередной раз потерпел поражение, оказавшись любовником еще одной блестящей, но неспособной к живым чувствам красавицы. Сюжет в общем-то банальный, но ведь не сюжеты делают литературу. Особенно Дана потрясли последние страницы, где разочарованный герой, с холодным отвращением к себе и мирозданию, вопрошал, когда же этому бессмысленному существованию придет конец, скоро ли сгинет Новая Эдура в огне войны или под ударами стихий, наверно, книга была написана незадолго до катастрофы, и ее пронизывало декадентское ощущение распада мира и конца истории. У Дана заныло сердце, когда он вспомнил серенькие писания современной Эдуры, тысячелетия, не создавшие ни одной талантливой книги, кастрированный мир, неспособный к творческим взлетам и, в сущности, живущий так же пусто, как мир романа, но этого просто не осознающий. Но что выходит? Еще один тупик? Ему стало совсем тоскливо, и он чуть не пропустил в самом конце упоминание о Резиденции, уже прошел мимо, но потом осознал, вернулся к абзацу, где герой отказывался от назначенной встречи с резидентом, поскольку ему невыносимо было думать о долгом одиноком полете над пустынным океаном… в тексте тот был даже назван мертвым, Дан понял так, что климат и погода на планете регулировались, бури и штормы остались в прошлом, превратившись в литературную реминисценцию… и этот мертвый океан вызывал у него тоску и желание заблокировать противоаварийные устройства, вывернуть штурвал и врезаться в воду, и, поняв, что посещение Резиденции, о котором он мечтал несколько лет, ничего не изменит в его жизни, он предпочел лечь в постель и принять какой-то сильнодействующий наркотик. Для понимания сущности самой Резиденции этот абзац не давал почти ничего, но странное слово «резидент» заставляло задуматься. Была ли эта странность порождена трудностями перевода, или слово было точным? Если так… Дан уже встал, но понял, что необычность выражений еще не то чрезвычайное событие, ради которого стоило беспокоить Марана в такой ситуации, и снова сел, решив подождать до утра.
Ознакомительная версия.
