— Попрятались, засранцы. Чувствуют, что пахнет паленым, да!
— Я тоже чувствую, — спокойно сообщил бывший капитан наемников, а ныне — шеф военной разведки непризнанной республики Шонао-Ка, — Что-то очень непонятное происходит в этом дурацком мире. Иначе бы эта игра не получилась.
Второй пилот Тоон Граф повернул голову и сообщил:
— В журнале «Тайная Астрология» пишут, что сейчас особое сочетание Сатурна с Водолеем, при котором случаются самые большие жопы.
— Вечно ты читаешь всякую херню, — проворчал Ндунти, — А я тебе говорю так: самая большая жопа случается, когда у людей с самыми большими деньгами голова набита дерьмом. С дураками жопа случается всегда, как ты не поставь звезды.
— Точно, босс, — согласился первый пилот, Хэм Финген, — Но такую дурь, как с этой несуществующей субмариной, ничем, кроме чудес со звездами не объяснить.
— Если ты видишь в этом дурь, значит, ты вчера перебрал виски, — ответил генерал.
— Я не в самой субмарине вижу дурь, — пояснил Финген, — А в том, что французский президент признался, что это его субмарина. Это как сознаться в том, что ограбил несуществующий банк, отказаться от адвоката и сесть в тюрьму на пустом месте.
— Юридически он не сознался, — возразил Дуайт, — по-моему, его пресс-секретарь дипломатично ушел от ответа. Конечно, это выглядело несколько…
— Херня! — перебил генерал, — Никуда он не ушел. Ромсо! Хватит спать! Давай-ка, распечатай мне «The Times» и налей кофе, не зря же мы взяли этот термос.
Заспанная, но все равно симпатичная девушка — банту, военный референт и главный хозяйственный ревизор ВВС Шонао, Ромсо Эгавае сидевшая за его спиной, с хрустом потянулась и привычным движением раскрыла и включила лежащий рядом ноутбук.
— Есть вчерашний номер и экстренный выпуск, — сообщила она.
— Экстренный, — ответил Чоро, — А вчерашний можешь засунуть кому-нибудь в жопу.
— Понятно, — отозвалась Ромсо, включила принтер и отвернулась к снарядному ящику, используемому, по традиции ВВС Шонао, вместо буфета.
— Эй! А нам тоже кофе! — крикнул Тоон Граф из второго пилотского кресла.
— Хоть бы раз ты сказал: «пожалуйста», — проворчала она, — вот пошлю тебя на хер…
— Ну, блин, тебе трудно, что ли? — обиженно протянул он.
— Ладно, — буркнула Ромсо, — Так и так я собиралась налить всем…
Она наполнила первую кружку и передала генералу вместе с распечаткой.
— Угу, — сказал Ндунти и сунул распечатку под нос Дуайту, — Читай вслух… Юрист.
— Мерси, крошка, — произнес капитан, левой рукой принимая протянутую ему вторую чашку кофе, а правой разворачивая поудобнее переданные генералом листки.
— Нет проблем, кэп, — ответила военный референт, наполняя третью чашку.
Дуайт сфокусировал взгляд на странице и удивленно выпалил:
— Греб вашу мать…
— В «Times» так не пишут, — педантично сообщил ему Ндунти.
— Да, Чоро. Но я просто глазам не верю… Франция официально признала… Черт!
— Читай подряд, — велел генерал.
«…Пресс-секретарь президента явился к ожидающим его представителям прессы уже после полуночи и несказанно обрадовал их почти бессодержательным официальным коммюнике на тысячу знаков. Единственным намеком на реальное положение дел в данном документе было упоминание всех четырех островов Коморского архипелага подряд, через запятую, без указания принадлежности. В свободном переводе с языка дипломатии на человеческий, это значит, что Франция не признает государственной автономии Исламской Республики, включающей в себя три из этих островов.
В ответах на вопросы, пресс-секретарь лавировал между политическим этикетом и прямым признанием в военной экспансии. Дипломатично признав факт расстрела оманских кораблей посланной с Реюньона субмариной U-215A (цитата: я не буду комментировать военные аспекты операции), пресс-секретарь занялся оправданием французской аннексии, которая (цитата: является реализацией права наций на самоопределение). На вопрос о том, как данное право может быть реализовано под прицелом пулеметов Иностранного Легиона и транс-экваториальных африканских гангстеров, пресс-секретарь ответил. Что это — проблемы ООН, а не Франции.
Самым трудным оказался вопрос о военном союзе Франции с трансэкваториальными гангстерскими квазигосударствами (Мпулу и Шонао), но, после лавирования, пресс-секретарь признал, что они (цитата: естественно становятся военными союзниками). Разумеется, это признание было очень неприятным. Новые друзья Франции к тому моменту уже разрушили ракетными ударами столицу Коморских островов, и взяли штурмом несколько других городов, где расстреляли сотни мирных жителей, за нелояльность новому трансэкваториально-французскому колониальному режиму…».
Капитан Дуайт недоуменно поднял глаза от текста.
— Что за чертова херня, Чоро? Почему пресс-секретарь не сказал, что их субмарина и рядом не стояла с этим делом, и что они не имеют никаких дел с тобой и с Нгакве?!
Генерал Ндунти пыхнул пару раз сигарой, выпуская под крышу салона облачка дыма.
— Ты хороший солдат и хороший разведчик, Бобби. Ты здорово подловил вчера этих ублюдков-исламистов. Акулы там обожрались их вонючими кишками. Ха-ха! А они, дураки, расстреляли французский город. Никто уже не может сказать, что мы и наши друзья поступили плохо, когда сожгли их эскадру. Как они горели на своих дурацких кораблях по полмиллиарда баксов за каждый. Это было хорошо. Да! Сам Наполеон радовался, глядя вниз с полей Иалу! Но ты, Бобби, ни хера не смыслишь в политике.
Ндунти отправил к потолку еще одно облачко дыма, отхлебнул кофе и продолжил.
— … На Майотте 200 тысяч французов. Они ни хрена не похожи на французов, ты сам видел. Но у них гражданство. Это политика. Французский президент должен их всех защищать. Он так обещал, когда его выбирали. Да! Но он не может, потому что толпа дармоедов в парламенте говорит: «Эй, это дорого и опасно, на нас обидятся жирные исламисты и не дадут свою вонючую нефть! Не надо защищать, может, обойдется». И французские корабли стоят на базе, а солдаты сидят в казарме. Это тоже политика. И коморские исламисты про это знали, иначе не поплыли бы завоевывать Майотте. Тут появляемся мы, и защищаем на Майотте этих французов, непохожих на французов, и делаем для них то, что обещал их президент. Офицер их Иностранного Легиона жмет твою руку, Бобби, и называет тебя братом, а префект говорит мне хорошие слова, и французские девушки дарят нам цветы. Если французский президент теперь скажет: «Ндунти — гангстер», то французы ему ответят: «Ты пидорас, где ты был, когда он защищал наш народ». И ему нечем будет крыть. Да! Поэтому он говорит в телевизор: «Ндунти не во всем прав, но он наш друг». И это все слышат, понимаешь, Бобби?
