Вот он, подумал Гаррод, тот момент, от которого зависит твое будущее. Он открыл рот, чтобы дать утвердительный ответ, столь удобно предлагаемый формой вопроса, но мозг его, казалось, оцепенел. Гаррод встал, подошел к окну и снова поглядел вниз. Безымянные песчинки, считавшие себя людьми, все еще сновали взад-вперед. «Немыслимо, – подумал он, – чтобы наблюдатель на спутнике мог отличить одного человека от другого».
– Ответь мне, Элбан.
Гаррод сглотнул слюну, тщетно пытаясь ускользнуть, но перед мысленным взором его мелькали картины, совершенно далекие от разговора. Серебряный крестик самолета-опылителя, плывущий по небу. Растерянное лицо Шикорта – завод не справляется с заказами на ретардитовую пыль. Темное поле, свечение...
Руки Эстер коснулись его спины. Он и не заметил, как она встала.
– Что ж, ты ответил, – сказала она.
– Ответил?
– Да. – Эстер глубоко и прерывисто вздохнула. – Где она сейчас?
– Кто?
Эстер засмеялась.
– Кто? Твоя любовница, вот кто. Эта шлюха с серебристой помадой.
Гаррод был поражен. Ему показалось, что Эстер сверхъестественным образом заглянула в его мысли.
– Откуда ты взяла...
– Не считай меня дурой, Элбан. Ты забыл, что носил мои диски, когда приехал сюда? Думаешь, я не видела, как смотрела на тебя эта девица Джона Маннхейма?
– Не помню, чтобы она смотрела на меня как-то особенно, – осторожно ответил Гаррод.
– Я слепа, – с горечью сказала Эстер, – но ты притворяешься еще более слепым.
Гаррод смотрел на жену, и снова его мысли уходили в сторону. «Миллер Побджой не упоминал о спутниках. Я сам назвал их в своей версии, а он только слушал и не возражал! Я знал правду с самого начала, она жила во мне, мучила меня, но я боялся взглянуть ей в лицо...»
Дверь распахнулась, и на пороге появилась Джейн.
– Я только что освободилась, Эл, и... О!
– Входи, Джейн, – сказал Гаррод. – Входи и познакомься с моей женой. Это Джейн Уэйсон, секретарь Джона Маннхейма.
Эстер приветливо улыбнулась, но посмотрела намеренно мимо Джейн, подчеркивая свою слепоту.
– Входите, Джейн. Мы только что говорили о вас.
– Я думаю, мне лучше уйти. Не хочу быть лишней. Голос Эстер стал жестче.
– Я думаю, вам лучше остаться. Мы как раз пытаемся окончательно решить, кто здесь лишний.
Джейн вошла в комнату. Ее огромные глаза вопросительно смотрели на Гаррода. Он чувствовал, что не выдержит этой сцены.
– Говори же, Элбан. Пусть наконец все станет на свои места, – сказала Эстер.
Гаррод посмотрел на жену. Ее возраст, усталость бросались в глаза, усугубляясь контрастом с буйной молодостью Джейн. Слепая, она только что пересекла Америку, чтобы увидеть его. Из троих в этой комнате лишь она была калекой, и тем не менее она была здесь главной. Она была сильней. Она была мужественной – но слепой и беспомощной. И она ждала, повернув к нему лицо. Он должен был сделать совсем простую вещь – одним словом, как топором...
На мгновение он закрыл глаза, а когда открыл, Джейн шла к двери. Гаррод бросился за ней.
– Джейн, – сказал он в отчаянии, – дай мне подумать. Она покачала головой.
– Полковник Маннхейм закончил свои дела в Огасте. Я зашла сказать, что улетаю с ним в Мейкон последним рейсом.
Он схватил ее за руку, но она вырвалась с неожиданной силой.
– Оставь меня, Эл.
– Я все улажу!
– Да, Эл. Также, как ты уладил... – Удар двери заглушил конец, но Гаррод знал, что последним словом фразы было слово «спутники».
Ноги подгибались, как резиновые. Он вернулся в комнату и сел. Эстер нашла его и положила руки ему на плечи.
– Мой бедный любимый Элбан, – прошептала она.
Гаррод спрятал лицо в ладони. «Нет никаких спутников, – думал он, – нет торпед, несущих с орбиты глаза из медленного стекла. Они просто не нужны. Зачем все это, если весь мир засыпают ретардитовой пылью!»
Сверхъестественное спокойствие овладело Гарродом, когда он представил себе весь механизм. Разрешающая способность кристаллической структуры ретардита столь велика, что приемлемое изображение можно получить от частицы диаметром всего несколько микрон. При этом каждая крупица стекла остается невидимой для невооруженного глаза. Сотни тонн ретардитовой пыли с различными периодами задержки сброшены на. Америку с самолетов-опылителей. Обычно форсунки в таких самолетах сообщают распыляемым частицам электрический потенциал, тогда эти частицы не падают на Землю, а притягиваются растениями. Но в данном случае микроскопические глаза из медленного стекла разбрасываются с такой высоты, что они оседают на деревьях, домах, телеграфных столбах, склонах гор, цветах, птицах, насекомых – везде и всюду. Они попадают на шляпу и платье, в тарелку, в стакан...
«Отныне, – раздался неслышный крик в голове Гаррода, – любой человек, любая организация, имея необходимые приборы, сможет узнать все обо всех! Планета превратится в один гигантский немигающий глаз, видящий все, что движется по ее поверхности. Мы все заключены под стеклянный колпак и задыхаемся, как жуки в пробирке энтомолога».
Секунда уходила за секундой, он не сознавал ничего, кроме громких ударов крови в висках. «И все это сделал... Я!»
Поднявшись, Гаррод принял на плечи немыслимый вес всей планеты. И обнаружил с бесконечной благодарностью, что может его нести.
– Эстер, – сказал он спокойно, – ты задала мне важный вопрос.
– Да? – Ее голос звучал настороженно, как будто она уже почувствовала, что он переменился.
– Мой ответ – нет. Я не люблю тебя, Эстер, и знаю теперь, что никогда не любил.
– Не говори глупостей, – сказала она с испуганной резкостью.
– Мне жаль, Эстер. Ты спросила, и я ответил. А теперь мне нужно найти Джейн. Я пришлю сюда сестру.
Размеренным шагом Гаррод вышел из комнаты – не было нужды торопиться – и спустился в номер Джейн этажом ниже. Через открытую дверь он увидел, что она собирает вещи. Склонившаяся над чемоданом фигура излучала невольную, природную чувственность, и Гаррод ощутил медленные и мощные удары сердца.
– Ты солгала мне, – сказал он с деланной суровостью. – Сказала, что летишь последним рейсом.
Джейн повернулась к нему. На щеках прозрачные ленты слез.
– Пожалуйста, отпусти меня, Эл.
– Нет, никогда.
– Эл, значит, ты...
– Да. Я покончил с тем, чего не должен был начинать. Но предстоит покончить еще кое с чем и мне понадобится твоя помощь.
Джейн была с ним, когда он пошел в редакцию и рассказал обо всем. Она была с ним в трудные месяцы, последовавшие за вынужденным запретом производства медленного стекла насмерть перепуганным правительством. Она была с ним и в еще более трудные годы, когда выяснилось, что другие страны продолжали выпускать ретардит и конце концов засорили им все моря, океаны и самый воздух – до стратосферы. В последующие десятилетия людям приходилось мириться с повсеместным присутствием ретардитового соглядатая, и они научились жить не таясь и не стыдясь, как жили в далеком прошлом, когда знали доподлинно, что от очей бога укрыться негде.
