Тем более понимание единства верно для правильного восприятия состояния человеческой психики. Философы установили, что всеобщее признание получает всегда наилучшее из альтернативных представлений, далеко не в последнюю очередь из-за своей признанной эстетической привлекательности. Разве ошибался Георг Вильгельм Фридрих Гегель, когда утверждал, что «все действительное разумно, а все разумное действительно»? Оценку этого высказывания можно смело уподобить рассматриванию нашего условного слона. Верно эстетически выстроенная научная теория всегда одна — реализовавшаяся.
— Как же быть с необходимостью приспосабливаться к постоянным изменениям окружающей среды? Люди выжили и расселились по всей планете, только потому, что имели возможность экспериментировать и совершать ошибки. Без этого нельзя.
— Если будете жить по правилам, вам не захочется совершать ошибки!
— А давайте сначала исправитесь вы — Семенов. Вот когда вы, в своем таком важном Комитете, перестанете совершать ошибки, может быть, и мы, простые смертные, станем осмотрительнее.
— Это что за намеки!
— Какие намеки, я прямо говорю, что вы допустили ошибку. Вы нашли листок со стихотворением. Помните, вы читали стихи вслух? Теперь прочитайте его еще раз, про себя. Только внимательно прочитайте.
Семенов взял в руки листок, прочитал стихотворение еще раз. Лицо его побелело, и он грязно выругался. Но ему удалось взять себя в руки.
— Да, недоработка вышла.
Группа контролеров тут же прекратила следственные действия и отправилась восвояси. В глазах Семенова легко читались растерянность и неутоленная злоба. Он начал придумывать способы мести.
«Ничего, перебьется», — подумал Зимин.
Он закрыл глаза и мысленно поблагодарил судьбу за счастливое спасение. Случайные слова, придуманные, скорее всего, исключительно для смеха — перевод с румынского — спасли и его самого, и Горского. На их счастье текущий год был объявлен годом дружбы с Румынией. Это позволяло свободно читать румынские стихи в компаниях до пяти человек. Победа!
Вечером следующего дня Горский пришел в гости без приглашения, но с бутылкой дорогого виски. Его глаза блестели, он был, как всегда, самоуверен.
— Испугался, что ты до конца жизни будешь поить меня кофе, — сказал он радостно. — О нет, дружище, сегодня мы с тобой заработали право насладиться этим замечательным напитком. Стаканы попрошу. Возражений не потерплю.
— Мы заслужили? — удивился Зимин.
— Ты просто не представляешь, какой ты молодец, — сказал Горский проникновенно. — Тебе удалось на долгие-долгие годы обеспечить мне возможность слушать стихи в твоем исполнении. Разве ты не знаешь, что следующий год объявлен годом дружбы с Индией? А потом придет очередь Японии, а потом Венесуэлы, а потом Венгрии, а потом Великобритании!
— Для стихов всегда найдется оправдание.
— Вот Семенов удивится, когда обнаружит, что ты собираешься весь следующий год читать оригинальные переводы индийской поэзии.
— А ты будешь слушать!
— Здорово. Может быть, начнешь прямо сейчас? Время позволяет.
— Прости. Сегодня только переводы с румынского. Это прекрасный, образный язык, словно специально созданный для поэтического творчества.
Посмотри на меня — я не так еще плох.
И не так еще я безнадежен.
Посмотри на меня — ведь такие, как я, —
Мы еще очень многое можем.
Посмотри на меня и подай только знак,
Я возьму ледоруб, и надену рюкзак.
На медведя пойду, заберусь на коня,
Только ты посмотри на меня.
Посмотри на меня — я не так еще стар.
И в глазах не угас еще юности жар,
Я еще не ослаб, я еще не оглох,
Я не так еще плох — видит бог!
Посмотри на меня — посмотри, я не глуп,
Каламбуры, как птицы, летят с моих губ.
А еще у меня про запас есть слова,
От которых вдруг кругом пойдет голова.
Так что, если рискнешь и ко мне подойдешь,
И заглянешь в глаза для начала,
Непременно поймешь, что я очень похож
На того, о котором мечтала.
2. Институт
Территория Института плохо вписывалась в унылую планировку Трущоб. Если посмотреть на карту, то можно было подумать, что на ровные прямоугольники городских кварталов капнули зелеными чернилами. Получившаяся клякса была неправильной формы и самым причудливым образом нарушала кажущуюся стройность внутренних административных границ. Для строительства Института была отчуждена территория сразу у нескольких кварталов. Строгое здание, издалека похожее на английский замок, окружал регулярный парк с широкими дубовыми аллеями и зелеными полянами, далее располагались постройки для ученых и обслуживающего персонала. Это был абсолютно чужеродный для Трущоб объект. Ничего даже отдаленно похожего на Институт в Трущобах больше не встречалось.
Большинство обитателей, прилегающих к Институту кварталов, считало его страшным местом, источником бедствий. Впрочем, это мнение основывалось только на мифах и слухах, поскольку не существовало достоверной информации о том, что происходит за высоким каменным забором, защищенном спиралью колючей проволоки.
Институт был создан для решения конкретной задачи.
Хозяин, человек, который вложил огромные средства в проект, мечтал о бессмертии. Не склонный к рефлексии, он привык достигать результата с помощью денег и силы. Авторитетный был человек. Его многие боялись. И звали его соответствующе — Магистр.
Злые языки утверждали, что в свое время он был одним из крупнейших криминальных авторитетов, а потом вдруг исправился, потому что уверовал, что лучшее вложение денег — содержание людей, способных обеспечить лично ему практическое бессмертие. Просветление случилось с ним после встречи с одним провинциалом, который решил однажды купить будущее в свое полное распоряжение. Его настоящее имя давно забыли, потому что он предпочитал откликаться на псевдоним «почти олигарх». Именно он сумел заинтересовать Магистра проблемой бессмертия, чем немедленно исчерпал предназначение своей жизни.
Идея учредить Институт понравилась Магистру.
