Всё, хорош. Твоя тысячелетняя мудрость у меня уже вот где. Как всегда, начал за красоту, а кончил за деньги. Ну, умный ты, и совестливый, и большой ученый, про баллисты и скорпионы все знаешь, но вот в чем зерно этой самой архитектуры, в чем ее суть и как ее схватить — этого ты мне не объяснил. Знать, куда ветер дует и откуда солнце светит? Знать-то надо, но этого ж мало.
* * *
— Слушай, у тебя мопс нормально пашет? У меня как-то странно глючить начал.
— Перезагрузи. Ты с чего бутил?
— Загружал, как все, левую. Дали флэш-булавку, воткнул и забутил.
— Ну, да. Не приведи Бог видеть русский boot… Антисеттер-то хоть обновляешь?
— Да я, в основном — по сети, на институтском сервере, там обновляют.
— На сервер надейся, а сам обновляй. Да и не очень-то надейся. Ты посмотри, куда указывает вектор развития. Связи, коммуникации все сильнее, а люди существуют все изолированнее. И это не противоречие, именно благодаря связям они и могут теперь так существовать. Это у нас еще есть присутственные дни, а во многих конторах их уже нет, там и приходить-то некуда и незачем, все пашут дома. Мощность оснастки сделала отдельного человека малым предприятием — и идет атомизация общества. Это ж чистая физика: чем мощнее заряды, тем сильнее и дальше они расталкиваются.
— Если все одного знака.
— Ну, за этим у нас очень следят, и кто с другим знаком, тех быстро экранируют, а то слишком уж многие к ним тянутся. Но ты суть-то уловил? Раз общество, точнее, общежитие человеческое разлетается, значит, разлетятся и его пристанища…
— Развалятся?
— И разлетятся. Впрямую, городов не будет. Ты же Кендзо уважаешь? Он пятьдесят лет назад предсказал переход от точечных городов к линейным, вдоль трасс, но это только первый, еще ползучий шаг. Будущее жилище человека — перелетающий модуль. Все эти замки, пирамиды, небоскребы возникли под тяжестью земного притяжения и борьбы с ним. Оно будет преодолено, и небоскребы переделают в склады и воздушные причалы. А потом они растворятся во времени. Вообще, архитектура жилого массива умрет, передав свои функции дизайну. Будущая земля — это грибница коммуникационных сетей, к которым прирастают перелетающие дома-модули.
— Конец архитектуры?
— Промышленная и ландшафтная останутся, а эта часть отсохнет и отвалится, как наш хвост, когда мы поумнели и слезли с деревьев. Ладно, всё, отваливаюсь, как тот хвост. До связи.
— Пока… Поумнели и слезли с деревьев… чтобы вырубать их и строить башни… А древние говорили, что архитектура это искусство вписывать линии в небо. Значит, никуда она не исчезнет, пока есть искусство — и небо. Вот вечно ты спешишь, и я опять не успел сказать.
* * *
— Ну а дед Митяй-то жив еще?
— А яму сносу нет. Об ту зиму стукнуло — ничё, отляжался. Ногу токо приволакиват.
— Всё кадки строгает?
— Не. Играшки, на дороге продавать. Кадок ня нада ноне.
— Жаль, хорошо делал. Я, знаешь, Мила, даже сейчас помню запах этих свежеструганных плашек сосновых…
— Не. Сосновых клепок ня быват.
— Почему это «ня быват»?
— Потому. Смолой плачут.
— Ну, из дубовых, конечно, лучше.
— Ня знаю дубовых, дед с осины бочарил… Это чё за хавка?
— А Миха сейчас кого разводит?
— Ваня, ну дай человеку поесть. Попробуйте, Даня, это натуральный бифштекс с кровью, вам понравится.
— Миха-та… Яму жись не идет в руку. Што ни день, с утрянки уж настябавши. Много ня развядешь. К училке прибился, а и тама мима.
— Ну, ладно. Ешь, отсыпайся, дела обсудим завтра. Мне тут еще поработать надо.
— А где вы учились, Даня? У вас в деревне полная средняя школа?
— Не, ня полная.
— А какая?
— А никакой, закрыли. Им ня нада. В обитель ходил.
— О-о. И какую вам там программу давали?
— Руп за суп.
— …Не поняла.
— Русско православье и сетявой у них поиск.
— У них?.. А-а, это, надо понимать, Unix?
— Нада понямать.
— Да, я пытаюсь. Мне казалось, что поиск… ну хорошо. Но что же, окончившие такой курс, становились бакалаврами?
— Бакланами-то? Ага. Токо никто ня кончил. Разбяжались.
— Понятно… Но в Бога, значит, у вас еще веруют?
— Быват. Тока у нас ня больно видать, во что верить. В Москве, должно, вера вся. Тама, чай, есть во что. Аль у вас тута.
— Да-а… понятно, понятно… Как мясо, не жесткое?
— Такая яда для брюха бяда.
— Бя… почему? Вам не понравилось?
— Ничё, бацильно.
* * *
— Мила, ты дома? Чего ты там… Не знаю, когда, много еще. Ладно, брось это все, слушай, я тебе сейчас тезисно — основные положения.
— Ванечка, ну я же ничего в этом…
— Да тебе и не надо ничего понимать, просто слушай и смотри… — оставь это, ну? У меня же сплошняк, я завтра сдаюсь!
— А это мне когда делать? Женьке в пятницу надо отправлять ее любовь к Англии. Но мне не мешает, я слушаю.
— Значит, так. Пробный вариант — двухуровневая, вот эскиз. Не проходит: пропускной способности не хватает, особенно в расчете на перспективу… «Бэспэрспективно»!
— Что?
— Да так, вспомнил. Значит, основной вариант — три уровня. Одна линия опор — по осевой. Движение на нулевой отметке двухстороннее, на ярусах — одностороннее. Съезды асимметричные.
— Красиво! И эти ветвящиеся стоечки…
— С японцев содрали. Но съездов немного, а между ними — вот такие сервисные пристройки с подъемниками, станциями обслуживания, заправками, кафешками и прочей инфрой.
— А это — с кого?
— Не важно. Это у всех. Причем количество этих пристроек можно наращивать — пристраивать площадки, отстойники, гостиницы, рекреационные зоны, да все что угодно, хоть висячие сады, и возникает такой, приподнятый над землей, мир, в котором можно жить, не спускаясь на землю и, в принципе, даже не выходя из машины.
— Прямо рай… для внутреннего сгорания.
— А ты не смейся. Дорога — это зародыш. Она обстраивается, обустраивается, обрастает придорожными…
— Да-да, так в древности селились вдоль рек — и возникали цивилизации.
— Ну! Вот и это — первый шаг к будущей многоуровневой цивилизации. Типа слоеный пирог…
— «Наполеон»! Ваня, ты — Наполеон! Ты их всех победишь! Поезжай домой.
— Угу. Ладно, все пока.
* * *
— Ну что, три часа уже. Ты завтра — собственно, уже сегодня — будешь не в лучшем из возможных состояний.
— А?
— «Никакой» будешь!
— А-а… Да…Уже…
— Ваня, надо хоть немного поспать. У тебя все готово, что ты еще сидишь? О чем ты думаешь?
— К чему могут прицепиться. Только уже как-то не соображается.
