Он поднялся, вслед за ним встали его ассистенты. Один из них открыл клетку, другой вытащил оттуда маленького гибридного мутанта — порождение Голубой Войны. Это была собака с человечьей головой, которая механически повторяла: “Оставьте меня, оставьте меня!” Эти слова она то и дело прерывала коротким идиотским смехом. Собаку привязали к доске и сделали ей анестезию.
— Вот, — сказал биолог, — это особь мужского пола, которая научилась перемещаться в этом лабиринте.
Он указал на сложную конструкцию высотой около метра, которая занимала значительную часть лаборатории.
— Придется принести его в жертву; сейчас мы подключим электроды электроэнцефалографа… и будем облучать пучком ультракоротких волн, который отражается вот здесь… а затем идет в приемное устройство. Вот…
Ассистенты уже обрили голову собаки-человека и установили электроды. Электроэнцефалограф стал регистрировать ритмы альфа, бета и дельта. После того, как ввели шприц с цианистым калием, линия регистрации стала ровной: деятельность мозга прекратилась. Гибрид был мертв; это подтверждали и другие тесты, а также отсутствие энцефалограммы.
Один из ассистентов схватил другого гибрида, который находился в соседней клетке, и прикрепил к нему электроды, также соединенные с коротковолновым приемным устройством.
— На этот раз, — сказал биолог, — мы не будем его подключать к регистратору. Сейчас он будет не передавать, а принимать. Этот опыт был бы возможен еще тысячу лет назад, если бы в то время существовали настолько чувствительные приемные устройства, что могли бы улавливать сигналы, близкие к нулю.
Второго мутанта отнесли в центр лабиринта.
— Само собой разумеется, — добавил экспериментатор, здесь не было никакой специальной тренировки…
Он не успел закончить фразу, как мутант уже появился на выходе из лабиринта.
— Делай выводы сам. В варварскую эпоху атома сказали бы, что второй гибрид — это медиум, которому явился призрак первого. Ведь в ту эпоху считали, что существуют “любящие” привидения и призраки.
— Папа… папа… — звал мутант, пока его сажали в клетку, потом замолчал и начал раскладывать буквы алфавита среди собственных испражнений.
Дала передернуло.
— Это и есть новый тест? — спросил он.
— Нет. Это всего лишь доказательство того, что существует активная деятельность души. Это уже результат, так мне кажется. Ведь в область реальной физики мы привнесли открытия, которые раньше считались метафизическими. И раньше существовали такие понятия, как пространство и время, материя и энергия, но в данном случае речь идет о другом.
Дал ничего не ответил. Он думал о том, что где-то в вихре электромагнитных волн кружится то, что осталось от Каллы, и возможно, это “нечто”, подпитываясь радиоактивными излучениями, думает о нем…
Вдруг он услышал окрик под окнами лаборатории, которая находилась на первом этаже. Раздался выстрел, кто-то обратился в бегство. Дал бросился к окну и распахнул его. На лужайке под окном лежал человек. Он был одет в белую форму охранника, на груди блестел знак красного солнца Софаргии. Сбегалась охрана.
* * *
Квартал Университета оцепили, поиски велись во всех лабораториях. Безрезультатно. Появились люди из службы Безопасности, начали расследование. Но расследование продвигалось плохо: следы, которые удалось обнаружить под окном, принадлежали гибриду.
Дал подошел к лейтенанту службы Безопасности.
— Это было животное с довольно высоким уровнем интеллекта, — сказал лейтенант. — Во всяком случае, у него хватает ума пользоваться излучателем. Есть такие. Некоторые граждане держат их вместо слуг.
— Не так уж их и много, — заметил Дал, с содроганием вспоминая подопытных мутантов, эксперимент над которыми он только что видел.
— Их немного, рыцарь, но, во всяком случае, достаточно, так что работы нам хватает. Результат расследования появится еще не скоро.
Это был вежливый намек, поэтому Дал поспешно распрощался с ним, затем с биологами, и ушел. Теперь он начал понимать, почему некрозофы окружали себя такой таинственностью. Кто-то интересовался исследованиями. Кто-то подослал гибрида, снабдив его оружием и подслушивающим устройством высокой чувствительности, это уж точно. Он снова вернулся к лейтенанту.
— Скажите, следы видны на всем пути?
— Нет, рыцарь. Они обрываются за несколько метров отсюда.
— Это меня не удивляет. Наверное, они послали летающего гибрида.
Ортог повернулся и пошел прочь, оставив лейтенанта в полном недоумении. Он старался выбросить всю эту историю из головы — это не его дело. Он ведь не состоит в службе Безопасности. Пусть там сами разбираются.
* * *
Когда Дал появился во Дворце, было уже довольно поздно. Но для Дала Ортога все двери Лассении были открыты и днем и ночью. И в первую очередь двери самых высоких сановников. Его тотчас же провели к Софарку Карелла; который как раз, и не без удовлетворения, заканчивал составлять указ, разрешающий все требования Баннеретов[1] из провинции. Карелла уже перешагнул шестидесятилетний рубеж, что по тем временам было неплохо и удавалось не каждому. Возможно, этим он был обязан общим усилиям, направленным на увеличение продолжительности жизни — он не знал точно, да и не интересовался, тем более что эти проблемы ни в какой степени не влияли на его деятельность, на его дело, которое он осуществлял с умом и блеском. Как и все Софарки, он был одет в простое красное платье с поясом. На бюро царил невообразимый беспорядок, в котором, казалось, мог разобраться только он. Движением руки Софарк предложил Ортогу кресло. После смерти дочери он считал его своим сыном.
— Расследование в самом начале, — заметил он.
Дал поднял голову.
— Ты уже знаешь, Софарк?
— Если бы мы не получали информацию своевременно, нас бы давно уже сместила какая-нибудь диктатура частных интересов…
Дал улыбнулся уголками губ.
— Ну раз тебе известно все…
Лоб Софарка разгладился.
— Да, это мезоньеры и служители культа. Баннереты менее опасны.
— Но ведь не все священники против нас, — заметил Дал.
— Ты имеешь в виду некрозофов?
Дал был поражен.
— Тебе все известно, — пробормотал он.
Карелла пожал плечами, положил изящные руки на кипу лежащих перед ним психосенсорных листов.
— Пятнадцать лет назад — ты был еще ребенком, как и Калла — я сам позвал их на помощь. Мать Каллы только что умерла. Ей было тридцать лет. В то время я еще не был Софарком. Я был простым геронтологом, погруженным в исследования. Но ведь тайных наук не существует. Весь Университет был в курсе разработок некрозофов, правда, дальше этого не шло. Среди специалистов различных дисциплин не существует секретов, в противном случае наука остановилась бы. Так было, и так будет всегда.
