– Да. Это называется выравниванием. Только Ренфрю не успел выровнять. Он практически вогнал самолет прямо в землю.
Лейграф вскочил на ноги.
– Он повернул слишком поздно! И в том же беда водителей «стилетов». Они недооценивают время, которое требуется для пересечения противоположной полосы движения. Вот оно, Эл.
Сердце Гаррода тяжело осело.
– Что – оно?
– Общий фактор.
– Но куда он нас приводит?
– Никуда. Подтверждает ваши новые сведения, только и всего. Но я начинаю склоняться к мысли, что термогард действительно как-то влияет на пропускаемый свет... Предположим, изменяет длину волны обычного света и делает его опасным. Больной водитель или пилот...
Гаррод покачал головой.
– В таком случае менялся бы видимый через стекло цвет. К ветровым стеклам предъявляют много разных требований...
– Но что-то же замедляет реакцию водителей! – сказал Лей-граф. – Послушайте, Эл, мы имеем дело с двумя факторами. Сам свет – фактор неизменный и человеческий...
– Стоп! Не говорите ничего! – Гарроду показалось, что пол под ним угрожающе накренился, и он стиснул подлокотники кресла. По лбу, по щекам пробежали холодные мурашки. И столь глубока была пропасть между логикой и пришедшей ему в голову мыслью, что он даже не смог сразу облечь ее в слова.
Через два часа, после мучительной поездки в бурлящем потоке транспорта, двое мужчин вошли в здание кремового цвета – исследовательский и административный центр компании «Гаррод транспэренсис». Стоял изумительный октябрьский вечер, теплый нежный воздух навевал тоску по прошлому. С автостоянки виднелся теннисный корт, окруженный деревьями, где белые фигурки доигрывали, быть может, последнюю партию сезона.
– Вот чем мне следовало бы заниматься, – горько посетовал Лейграф, подойдя к главному входу. – Ну объясните, наконец, зачем вы меня сюда притащили?
– Потерпите. – Гаррод словно со стороны чувствовал свою осторожность, осторожность человека, не уверенного в твердости почвы под ногами. – Боюсь каким-то образом заранее вас настроить. Я кое-что вам покажу, а вы мне скажете, что это значит.
Они вошли в здание и поднялись на лифте на третий этаж, где находился кабинет Гаррода. Помещения казались вымершими, но в коридоре их встретил коренастый мужчина с отвертками вместо авторучек в нагрудном кармане.
– Привет, Вине, – сказал Гаррод. – Вам передалч мою просьбу?
Вине кивнул.
– Да, но я ничего не понял. Вам в самом деле нужна подставка с двумя лампами? И ротационный переключатель?
– Именно. – Гаррод хлопнул Винса по плечу, словно извиняясь за тайну, и вошел в кабинет, где рядом с большим неприбран-ным столом стоял кульман.
Лейграф указал на доску, занимавшую целиком одну стену.
– Вы действительно ею пользуетесь? Я думал, что их можно увидеть только в старых фильмах Уильяма Холдена.
– Мне так легче сосредоточиться. Когда задача на доске, я могу работать, что бы ни творилось вокруг.
Гаррод говорил медленно, рассматривая импровизированное оборудование на столе. На маленькой фанерной подставке были установлены две лампы и ротационный переключатель с регулировкой скорости, соединенные изолированным проводом. «Наступит день, – безучастно подумал Гаррод, – когда лучшие научные музеи мира будут драться за эту кустарщину». Он включил схему в сеть, лампы замигали, после чего он отрегулировал переключатель таким образом, что секунду лампы горели, секунду гасли.
– Как на Таймс-сквер, – насмешливо фыркнул Лейграф. Гаррод взял его за руку и подвел к столу.
– Посмотрите внимательно: две лампы и переключатель, включенные последовательно.
– У нас в Калифорнийском технологическом в компьютерном курсе такого не было. Но суть, кажется, я улавливаю. Полагаю, мой мозг в состоянии постичь представленное хитросплетение передовой техники.
– Я просто хотел убедиться, что вы понимаете...
– Ради бога, Эл! – Терпение Лейграфа начало истощаться. – Что тут понимать?!
– Смотрите. – Гаррод открыл шкафчик и достал кусок на вид обычного, хотя и довольно толстого стекла. – Термогард.
Гаррод поднес его к столу со схемой и поставил вертикально – перед одной из ламп.
– Ну, как там себя ведут лампы? – не глядя, спросил он.
– А как они могут себя вести, Эл? Вы ничего... О боже!
– Вот именно.
Гаррод наклонился и посмотрел на лампочки сбоку, примерно под тем же углом зрения, что и Лейграф. Лампочка за стеклом все так же вспыхивала с интервалом в одну секунду, но несинхронно с другой. Гаррод убрал стекло, и лампы стали вспыхивать одновременно. Снова поставил – появился разнобой.
– Я бы не поверил, – произнес Лейграф. Гаррод кивнул.
Помните, я говорил, что термогард не должен был быть прозрачным? Очевидно, свет проходит сквозь него с трудом – с таким трудом, что на сантиметр пути требуется чуть ли не секунда. Вот почему у водителей «стилетов» столько аварий, вот почему пилот практически вогнал «Аврору» в землю. Они сбились с шага времени, Карл. Они видели мир таким, каким он был секунду назад!
Но почему же эффект особенно проявляется при поворотах? – Он сказывается и в иных обстоятельствах, вызывая неправильную оценку дистанции и, вероятно, слабые столкновения машин, едущих в одном направлении. Но в этих случаях относительная скорость мала, оттого и повреждения незначительны. Только когда водитель пересекает полосу встречного движения – а просто удивительно, как тонко мы чувствуем доли секунды при таких поворотах, Карл, – относительная скорость достаточно высока, и в результате – авария.
– А повороты направо?
– Их обычно делают медленнее, да и перекресток не летит навстречу со скоростью шестьдесят миль в час. Кроме того, водитель посматривает и в боковое стекло, и машинально компенсирует погрешность. А при пересечении встречной полосы его внимание целиком сосредоточено на приближающихся машинах – через ветровое стекло, – и он получает ложную информацию.
Лейграф потер подбородок.
– Вероятно, все это относится и к авиации?
– Да. В полете по прямой задержка сказываться не будет. – И не забудьте, что «Аврора» находилась на небе одна, – но поворот усиливает проявление эффекта.
– Каким образом?
– Простая тригонометрия. Если за сто миль до горного пика пилот изменит курс хотя бы на два градуса, то пик останется в стороне на расстоянии... Ну, Карл, вы же математик.
– Э... Трех или четырех миль.
– Таким образом, пилот может очень точно судить о степени маневренности самолета. И разумеется, при посадке, всего в нескольких футах от земли и все еще на скорости двести миль в час...
Лейграф задумался.
– Знаете, если удастся усилить эффект, у вас в руках окажется нечто фантастическое.
