Алла.
- А кто?
- Илария. Только ты никому не говори.
И тут меня осенило - так вот где имена меняют!
Ничего не сказав Вальке Семенову, отправился я в церковь. Впервые в жизни. Подкараулил дедушку в мантии и говорю ему:
- Святой отец!..
А он мне:
- Тут так обращаться не положено, это у католиков святые отцы, а я просто отец Амвросий, говори мне "батюшка", этого хватит.
Я ему и сказал, что хочу покреститься. Он затеял разговор - хотел понять, для чего мне это. Я сперва признался, что ни в какого бога не верую, потом - что нужно имя поменять.
- Крестить тебя я не стану, - сказал этот отец Амвросий. - У тебя какая-то мутная магия на уме. Выбрось ее из головы, слышишь? И чем тебе твое имя не угодило? Это архангельское имя. Ты хоть знаешь, что есть архангел Михаил?
- Может, это имя кому другому удачу принесет, а я его зря занимаю, - ответил я.
И тут он задумался.
- По-твоему, количество имен в мире постоянно? И должно всегда быть, скажем, двести тысяч Михаилов? И Михаилом можно называть, когда имя освободится?
- Откуда я знаю! Может, и так.
- Сам додумался?
Вот тут я уже не знал, что ответить. Вроде бы сам - а вроде с Маринкиной подачи.
- Хорошо. Вот недавно вдруг вошло в моду имя Богдан. То не было ни одного, а то - все хотят, чтобы дитя окрестили Богданом. Это как понимать?
- Может, имя отдыхало, сил набиралось? А теперь ему дети понадобились?
- Иди, иди отсюда! Вот эзотерики мне еще не хватало! Мало мне дур, что приходят, чтобы через крещение порчу снять!
Он не то чтобы меня выпроводил, а показал, что говорить об именах больше не желает.
В церковь я пошел в воскресенье днем. И днем же оттуда вышел, причем в самое обеденное время. Жрать захотелось - прямо сил нет. Иду по Речной и головой верчу - ищу хоть какую забегаловку. Готов беляши с кошатиной сожрать. И вижу вывеску - "Прасад". Притормозил...
Выходят оттуда два... две... не понять! В каких-то желтых юбках! И бусы на шее. И пятно на лбу у каждого... каждой?..
Тут до меня дошло - это же кришнаиты. И у них тут, похоже, едальня.
Любопытно же! Зашел и обалдел.
Там длинная стойка со всякими мисочками, судки с горячим, парень накладывает на тарелки и выдает. За кассой сидит женщина в индийском сари, гладко причесанная, тоже с пятном, и эта женщина - наша бухгалтерша Катя, которую мы два года назад на пенсию провожали. Ну, разве не бред?
Я подошел, поздоровался. И, поскольку с пожилыми дамами разговаривать научился, сообщаю:
- А вы, Катенька, совсем не изменились.
- А я больше не Катя.
- А кто же?
И тут она не произносит, а выпевает слово, повторить его я бы и за деньги не смог. Именно выпевает. И вдруг я понимаю, что повторить-то не могу, а пропеть "ля-ля-ля" - могу. Более того - я слышу эхо этого слова, как будто оно от потолка отразилось.
А ведь я отродясь не пел. И желания такого вообще не было. Нет, вру, пел - когда наш коллектив в целях сплочения год назад вывезли на пикник. Мне потом про это рассказывали - чуть со стыда не сгорел.
Бывшая Катя помогла мне составить из всех этих мисочек и судков настолько сытный обед, что я его еле доел. Я думал, если кришнаиты вегетарианцы, то питаются впроголодь, какая сытость от растений? Оказалось - такая, что меня прямо за столом разморило, и я чуть не заснул.
Потом я вышел на Речную и понял - нужно как следует прогуляться, чтобы все эти салатики с жареными овощами как следует утряслись в желудке. И вышел я на нашу набережную. Она у нас длинная - пока из конца в конец пройдешь, опять проголодаешься.
Иду - а мне навстречу, как и полагается в воскресенье, родители с детишками. У нас к набережной примыкают всякие детские площадки, там же кафешки, в которых четыреста сортов мороженого.
Иду...
И вдруг мне становится страшно. Дети-то все одинаковые!
На них на всех какие-то пестрые одежки, а лица - с вытаращенными глазами и открытыми ртами. Одинаковые, чтоб я сдох!
Смотрю на взрослых. Вижу ровный строй моих начальников. Головы - каменные блины.
Я зажмурился до дрожи. Открыл глаза - вроде бы люди идут, вроде бы разные, но я не уверен.
Попытался осознать, что в них разного. Первое - цвет штанов. Так, длина штанов... Юбка! Единственная на всю набережную!
Я понял - дело не во мне, дело в них. Они сами хотят быть одинаковыми. И я - тоже.
Я хочу быть одинаковым.
Я хочу жить, как все. Чтобы дома была женщина, чтобы когда-нибудь мы с ней поженились и завели детей. Чтобы зарплату прибавили. Чтобы слетать со своей женщиной летом в Турцию. Чтобы - как все.
Так, сказал я себе, так, что в этом плохого? Я что, резать маленьких детей хочу и жарить их себе на обед? Я хочу жить нормальной жизнью...
Если бы Аллочка вернулась, я бы, наверно, на ней женился. Она тоже хотела быть, как все: чтобы свой муж под боком, своя квартира...
А теперь поет в хоре и катается по всей Европе!
Иду, значит, и думаю - почему я так плохо с Маринкой поговорил? Мог бы спросить, за кого вышла замуж, где работает. Ведь сразу, сразу выскочила!
Кто он? Чем он лучше меня?
Иду и думаю. Ничего себе воскресенье выдалось - все нормальные люди пиво пьют, а я думаю. И, главное, о чем? Вообще непонятно о чем. И даже перестал людей замечать - так самозабвенно думаю.
Даже забыл, что хотел позвонить Семенову. Мы же договаривались вместе пивка выпить.
Иду, значит, а по реке параллельно мне идет речной трамвайчик, мой ровесник. Там музыка играет. Вспоминаю - где-то слыхал, что эти трамвайчики можно нанять, чтобы на них свадьбу отпраздновать, и хоть целый день катайся, были бы деньги.
Музыка там, на свадьбе, какая-то совсем древняя, наверно, дед с бабкой женятся...
И тут слышу:
- Мишка!!!
Я чуть не подпрыгнул.
А это, оказывается, Валерка, одноклассник. Катит коляску, рожа довольная.
- Мишка, - говорит, - это ж надо, где встретились! В одном городе живем, сто раз могли в центре встретиться, а вот
