Марта спешилась и подошла к застывшему в ужасе адвокату. Все, что он видел тут, унижало его достоинство.
— Вам не жарко в такой закупорке? — спросила она, протягивая ему руку.
Но адвокат был так поглощен присутствием Гракха, так боялся, что губы его дрожали так же, как руки и ноги. Кроме этого на него мучительно действовал запах конского пота. Для него он был подобен кадильному дыму, которого адвокат от роду не выносил.
— Вы не бойтесь, он вас не съест. Вы, конечно, привыкните ко всему, знаете, в некотором роде тут у нас будет вам не плохо, вы будете заниматься канцелярией общества. Дела у вас будет немало, — говорила Марта, прислушиваясь к звуку приближающихся бегунков.
Машка вынырнула из-за кукурузы, рядом, на своих высоких ногах прыгал и резвился ее сын Грамаш.
Володя воспользовался местом, где был скошен овес, чтобы повернуть. Задев первый сноп передним колесом он остановился.
— Это для вас, шеф, экипаж, — сказала Марта.
— Благодарю покорно, но как же я сяду? — спросил Бабабила.
— Очень просто, на среднюю часть вашего уважаемого тела, — отозвался Володя, хлопая рукой сзади себя.
Адвокат тяжело вздохнул, голова его поникла. Он надавил кнопку, стальная сетка закрыла его лицо. Нужно было сесть на бегунки верхом. Так он и сделал, сел верхом, но только после того, как Марта подбодрила его словами:
— Вообразите, любезный друг, что перед вами мотоциклет.
Между тем Грамаш, подсунув морду под живот Машки пробовал молочко.
— Что он делает? — спросил адвокат.
— Как, вы этого не знаете? — удивился Володя, — он слушает радиопередачу, видите, как ходят его уши.
— Шутите! — воскликнул Бабабила, но тут Володя тронул Машку вожжей, и она побежала. Жеребенок отскочил и пошел козлить, потом вдруг остановился как вкопанный и разразился веселым напоминающим колокольчик ржаньем.
— Видите, — крикнул, заглушая треск колес, Володя, — как он доволен полученными новостями.
Но адвокат ничего не ответил, он думал свои думы, вцепившись руками в перчатках в линейку.
Бегунки прыгали с рытвины на рытвину. Иногда кренились то вправо, то влево. Бабабиле казалось, что нежное тело его вот-вот рассыпется на части. Ветка хлестнула его по шлему. За спиной послышался топот, быстро приближающийся. Все эти напасти требовали стойкости и героизма. Во дворе, как и следовало ожидать, Волчок пришел в бешенство при виде Бабабилы. Бронислава с криком бросилась на собаку и по совету Володи посадила ее на цепь.
Когда адвокат сошел на землю и увидел старинный замок, после проявленного героизма во время езды, на него напала совершенно естественная радость, радость победителя. Поэтому он стал разглядывать окружающее и его заинтересовала некоторая странность. С крыши замка спускались водосточные трубы в подземный бассейн. (Хранилище на случай засухи). Труб этих было две.
— Почему тут у вас две трубы? — осведомился приезжий.
Володя в карман за словом не полез. Он брякнул:
— Одна с холодной водой, другая с горячей.
— А-а-а скажите!? Значит, все же до некоторой степени дряхлая эта построечка модернизировалась.
— Безусловно, — лаконически подтвердил гипотезу Володя.
Прискакав, Марта привязала Гракха к специальному кольцу в стене замка и сама бросилась устраивать Бабабилу. Пока Бронислава варила кофе, Марта привела адвоката в его будущую комнату. Принесла ему из гардероба покойного дяди Васи новенький костюм. Бабабила покорно переоделся в виду того, что в доме, пожалуй, не так уж много опасностей.
После кофе Марта провела его в канцелярию. Увидев казенные бумаги, Бабабила воспрянул духом.
С жадностью пустынника, истомленного жаждой, он кинулся к источнику. У Марты создалось впечатление, что адвокат, роясь в документах, ищет нечто ему знакомое. Как-то так вышло, что он сразу выудил из кучи писем приговоры суда по делам Марка. Прочтя их, он принял чрезвычайно серьезный вид и напал на Марту, жестикулируя и даже покрикивая, причем Марта все отступала от той вони, что шла из его рта, а он, не понимая причины, все наседал.
Кончилось тем, что хозяйке пришлось подписать два чека на имя Богатого. Два больших разорительных чека!
Он приказал тотчас же их отправить. Для этой цели был мобилизован Володя.
С необычайной радостью Марта рассталась со своим Бабабилой. Отвязав Гракха, она поскакала назад в поле.
Близился полдень. Овес на корню, снопы и копны были совершенно такого же цвета, как и обливающее поля своим жаром высокое солнце. Девушки показались Марте разноцветными огнями негаснущего фейерверка. Они носят снопы. Склоняются. Черная тень снопа вырастает и исчезает у коричневых ног. Они насунули платки на глаза и половина лица у них черная. Самовязки идут навстречу. Марк и Игнат слезли с раскаленных железных седел, идут пешком, держа в руках вожжи. Машины стрекочут, стригут. Гракх под Мартой грациозно переступает с ноги на ногу, выгибает шею. Он чрезвычайно хорошеет, чтобы показаться рабочим лошадям в блеске своей высокой породы.
Дойдя до поворота, Марк остановился.
— Пора выпрягать!? — спрашивает он Марту.
Глянув на солнце она отвечает:
— Да, пожалуй!
Под животами коней вырастают черные в розовых пятнах трубочки, они начинают по очереди мочиться. Марк и Игнат посвистывают. Запах конской мочи, смешиваясь с запахом раскаленной земли и колкой овсяной щетины, распространяясь в горячем воздухе, напоминает запах горячего пшеничного калача. Лошади, закончив поливку, тянутся к колосьям овса. Чубарый схватил сноп и поднял его, стараясь растрепать. — Подожди, сейчас получишь, — говорит Марк вырывая сноп. Но у Чубарого кое-что остается, он хрумкает зубами и помахивает головой.
К меже под тени лип подъезжает воз, запряженный Машкой. На возу сидит Бронислава и Саша.
— Полудновать идите! — кричит Бронислава с интонациями иволги в голосе.
Девушки спешат по колкому жнивью, пригиная его подошвами сандалий так, чтобы оно не кололо ног. Иллона бежит босиком. Ей все нипочем. Колко и пусть. Хочет приучить свои маленькие ножки ко всему тому, чем богата земля. Грамаш звенит своим колокольчиком, из приоткрытой пасти жеребенка льется призывное ржанье. Как гармонирует оно с ясным полднем! Кажется, будто бы в самом воздухе пробегают волны зыби. Так бегут тени волн по песчаному дну, или тени рыбок серебристых, когда солнце купает свои горячие лучи в прозрачной воде.
В жаркий день только начни пить и не остановиться! Прежде всего вода. И она, пойманная в ведра из привезенного бочонка, колышется в них, как живая. Синеет небо, темнеют отражения листвы лип, отражение покачивается, и к нему склоняется лицо человеческое. Жаждущий сначала видит свое отражение, потом пьет, уже не видя его. В спину, в затылок бьет горячее солнце. Губы хватают колышущуюся в ведре волну, которая то захлестывает нос, то отходит от губ. Только тут, в поле, на солнце осознается в полном своем объеме благо того дара, что проходит незамеченным, когда вода льется из крана в городской квартире.
