В жаркий день только начни пить и не остановиться! Прежде всего вода. И она, пойманная в ведра из привезенного бочонка, колышется в них, как живая. Синеет небо, темнеют отражения листвы лип, отражение покачивается, и к нему склоняется лицо человеческое. Жаждущий сначала видит свое отражение, потом пьет, уже не видя его. В спину, в затылок бьет горячее солнце. Губы хватают колышущуюся в ведре волну, которая то захлестывает нос, то отходит от губ. Только тут, в поле, на солнце осознается в полном своем объеме благо того дара, что проходит незамеченным, когда вода льется из крана в городской квартире.
Да и вода какая? Холодная, чистая, родниковая, прямо из земли, прямо из сокровищницы, так заботливо кем-то уготовленной для всего жаждущего мира.
И хлебы огромные, душистые лежат на возу и котел с галушками дымится, и тут же груда свежих хрустящих огурцов лежит, и арбузы горой и яблоки. И запах от всего идет такой, что текут слюнки.
А тут уже отсыпается овес в торбы, уже стоят, помахивая хвостами и головами, лошади, и ходят по их натруженным телам прохладные тени листьев.
С чем сравнить этот краткий полуденный отдых в поле, когда из тени деревьев видится труд рук своих? Вот эти копны, сложенные крестами, эти застывшие в зное жатки, эта даль еще не скошенного овса…
Недолго длилось счастье, через пять дней Бабабила исчез. Как корова его языком слизнула. Первое, что пришло Марте в голову: — Не понравилось ему, не вынес испытания.
Потом однако она начала вспоминать и сопоставлять некоторые возбудившие подозрение факты. — Почему он сразу нашел приговоры суда? Почему заставил уплатить? — думала она. — Почему завел книгу? Выписал фиктивные ведомости на жалованье и сказал, что их должен каждый подписать? Все эти соображения наводили Марту на мысль, что тут что-то кроется. Некоторая тревога закралась в ее душу. В довершение всех этих странностей отец Илларион сообщил, что однажды ночью он слышал, как адвокат с кем-то разговаривал по беспроволочному телефону, действующему на батарейках.
Дядя Петя рассказал, что видел спрятанную в кустах машину. Тревожиться специально делом Бабабилы Марте было некогда. Овес скосили и сложили в копны. Поспела пшеница. Пользуясь хорошей погодой, решили работать в воскресенье.
Колос к колосу стояла пшеница, без единой соринки, вся залитая розовым светом восхода. И пошли самовязки бросать тяжелые снопы, и пошли девушки складывать копны.
Так что хотя и была пуста касса общества, Марта не унывала. Пополнение всех недостатков она надеялась с лихвой покрыть хорошим урожаем.
Так, часа в четыре пополудни подул ветер. Красно-медные волны заходили по пшенице. Тревожно зашумели деревья. Хвосты и гривы лошадей в жатках отнесло в сторону. Платья девушек стали точно обозначать очертания их тел. Но ветер этот был изнуряющим. Стало трудно дышать. Словно в бане, на людях и на лошадях выступила испарина.
Лошади, несмотря на понукания, что ни шаг, начали останавливаться, отворачивать головы от дуновения в сторону. Коровы перестали пастись и часто мычали, утыкаясь головами в землю. В поле донесся протяжный вой Волчка.
На горизонте показалась черная туча. Выше и выше подымалась она, застилая небо. Все чаще пробегали по ней сверкающие бриллианты. Грохотало все небо. Порыв бури пригнул деревья с такой силой, что они не могли разогнуться. Листья сорванные взвивались и исчезали.
Марк и Игнат силились выпрягать лошадей. Солнце скрылось. Марта прискакала. Ее крик был уже не слышен. Молнии прожигали зловещий мрак, грохот стоял в буре. Ливень, подхваченный бурей дымился и летел параллельно земле. Лошади вырвались и неслись, путаясь в вожжах и постромках. Иллона кричала — давайте руки! Держитесь за меня! Девушки видели раскрытый рот, но ничего не слышали. Чудом Иллона собрала их, и они, держась друг за друга, бежали. Хорошо, что буря дула в спины.
Подскакав к хлопцам, Марта сколько было сил закричала:
— Марк, возьми стремя! — он не слышал. — Держи крепко стремя, — склонясь кричала она ему в самое ухо.
Он понял наконец. Игнат сам догадался схватить второе стремя. Она поехала рысью, они, держась за стремена, бежали по бокам.
Так они перегнали девушек. За спиной рухнула столетняя липа. Но никто не успел испугаться.
Продолжительный гром, похожий на треск раздираемого полотна, гремел над головами бегущих. Молнии, словно щели в иной мир, вырывали из мрака залитую ливнем, зеркально мерцающую землю. Ослепленные светом иного мира глаза в кратких паузах между молниями, теряли способность видеть. Коровы прыгали через изгороди, кусты и канавы. С ветками на рогах они мчались домой. Упущенные лошади сбились у ворот конюшни. Их секло ливнем так, что они казались охваченными серебряным дымом. Хлопали окна, ворота, раскачиваясь, скрипели. Стекла в окнах то прозревали, то гасли, как бы покрываясь бельмами.
Постепенно все собрались в зале замка. Первые тревожились о последних. Позже всех в зал вошел отец Илларион. Марк бросился к нему, повис у него на шее и зашептал ему в ухо: — Радость в моей душе, я весь ликую, это конец мира!
— Дай Боже! — прошептал отец Илларион. Подойдя к образу, он опустился на колени. Его примеру последовали все остальные, за исключением Игната. Со звоном посыпались стекла. Ветка упавшего тополя, словно рука, просунулась в окно. Вихрь вместе с брызгами ворвался в залу. Все невольно подняли головы. В другом окне стемнело. Во тьме взметнулось красное пламя: словно свеча вспыхнул другой тополь. Он сразу же погас. Казалось, земля трескается.
Из трещин рвется пламя. Игнат опустился на колени. Послышались рыданья. Виктория лишилась чувств. Но никто этого не увидел. Поднявшись на ноги, Марк говорил, словно помешанный:
— Не плачьте, дети, не рыдайте, радуйтесь ибо настал час чудес. Чаша терпенья переполнилась. Да погибнет лжепророк, производивший чудеса, которыми он обольстил людей. Да низвергнется диавол, сатана, ибо прежние небо и земля миновали. Да восплачут и возрыдают мошенники, злодеи, ибо сгинут товары их. Да превратятся мертворожденные чудеса их в груды ржавого железа. Иной мир, да придет на землю! Мир праведный, чистый и славный, данный из рук Всевышнего!
Марта обняла Марка, и так они стояли, озаряемые молниями, осыпаемые брызгами ливня из разбитого окна.
Слова Марка в соединении с видимым всеми светопреставлением произвели на присутствующих потрясающее впечатление.
— Слава Тебе Господи, что удостоил нас грешных дожить до гнева Твоего, — говорил дядя Петя, ударяя себя кулаком в грудь. Обнаженные руки девушек были воздеты к небу.
