нашли в кубрике. «Иллюстрейтед Лондон ньюз» удалось как-то выманить у отца Мэри Диринг многочисленные тальботипы команды на палубе «Мэри Диринг» в ливерпульском порту. Они установили, что среди трубок отсутствует та, что была зажата в зубах матроса Энтони Джефсона, – с чубуком в виде русалочьей головы.
Итак, биография всех членов экипажа была тщательно изучена, и почти каждый журнал счел своим долгом разместить интервью с седой матушкой капитана Диринга, с его кузеном, с товарищем Диринга по клубу, с сестрой или хотя бы с бывшей горничной его супруги.
Капитан Диринг был самый обычный торговый моряк, из почтенной семьи, которая гордилась своими давними связями с военным и торговым флотом. Как подчеркивала его матушка, двоюродный дед Диринга обязательно стал бы вице-адмиралом, если бы не умер слишком рано. Диринг был вполне состоятелен, но не слишком богат. В клубе о нем отзывались как о надежном, молчаливом и скучноватом малом. Он удивил своих одноклубников единственный раз: когда женился на красивой девушке двадцати восьми лет от роду. Она, казалось, уже прочно освоилась в роли старой девы, хозяйки отцовского дома, а он, как полагали все его знакомые, должен был сойти в могилу закоренелым, преисполненным желчи холостяком.
В плаванье Диринг отправился едва ли не следующий день после венчания: его капитан заболел, и Диринг вместо того, чтобы упустить фрахт, предпочел взять на борт молодую жену.
Его жена Мэри была родом из более интересной семьи: ее отец, мистер Рейно, был парфюмером, владельцем дамского магазина, изобретателем-любителем и личным другом видного ученого Уильяма Тальбота. К сожалению, позже он полностью разорился на своих опытах по изобретению «живой говорящей фотографии». Джеймс Диринг был его другом и почти ровесником.
Рейно умер от сердечного приступа в толпе, собравшейся взглянуть на «Мэри Диринг», которую привели в порт.
А я… я в то время был молодым, полуголодным журналистом и иллюстратором. Несмотря на то, что я сотрудничал то ли с шестью, то ли с восемью журналами, каждый из которых на свой лад освещал историю корабля-призрака, меня мало интересовала поднятая вокруг этого дела шумиха. Я был целиком занят своими сомнениями, не зная, что выбрать: стезю художника или писателя.
С каждым днем я все ярче понимал, что эти колебания превращают меня в невыразительного рисовальщика и посредственного журналиста, а, если сосредоточиться на чем-то одном… Ну что ж, теперь вы знаете, что я выбрал, – вздохнул У. М. Т., как мне показалось, с долей сожаления.
– Не исключено, что я именно про это и думал, когда пришел в один малопочтенный, но популярный журнал. Там под двумя-тремя псевдонимами я отвечал за всю культуру и искусство, которые только умещались на его страницах.
Возле кабинета редактора было настоящее вавилонское столпотворение, разве что все сотрудники были непривычно молчаливы и усердно делали вид, что оказались рядом с дверью Верховного Жреца совершенно случайно.
Я подошел поближе и шепотом – потому что на меня уже повлияла общая атмосфера – спросил, что случилось. Терри Рэмзи ответил мне, что к редактору пришел продать свою историю единственный уцелевший матрос «Мэри Диринг».
Но я по-прежнему не понимал, почему этот визит вызвал такой ажиотаж. Дело в том, что это был не первый самозванец, который приходил в журнал, выдавая себя за «единственного Уцелевшего, который знает Тайну». Все журналы с момента, как «Мэри» прибыла в порт, собрали неплохой урожай беззастенчивого, иногда вполне правдоподобного вранья. Несколько журналов уже были осмеяны конкурентами и были вынуждены напечатать опровержения; никто не хотел оказаться в их числе.
– Он очень похож, – взволнованно сообщил Рэмзи. – И пришел уже не в первый раз, а во второй – ты его в прошлый раз пропустил. Верховный Жрец уже экзаменовал его по кораблю, и он на все ответил правильно. Даже цвет обивки в капитанской каюте назвал, который он никак не мог угадать по фотографии!
– А трубку принес? – скептически спросил его я.
– Нет. Он говорит, она раскрошилась у него в зубах.
– Выразительная деталь. И как же он спасся?
– Он обещал рассказать это сегодня, – снова понизив голос, сообщил Рэмзи, и тут дверь открылась. Оттуда вышел ничем не примечательный молодой человек и, опустив глаза, торопливо прошел по коридору. Все замерли, провожая его взглядами, и только хлопок двери послужил командой «отомри».
Манера двигаться выдавала в юноше вспыльчивого, нервного холерика; он был худощавый, но широкоплечий, загорелый, с тонким ртом, вялым подбородком и большими карими глазами на длинном узком лице. Я отлично помню, как вместе со всеми украдкой бросал на его лицо любопытные взгляды. Я счел его неглупым, энергичным, возможно, склонным к жестокости юношей; но меня удивило, что он ничем не отличается от тысяч своих ровесников в этом возрасте.
Как вы знаете, я пользуюсь репутацией неплохого физиономиста, и начал завоевывать ее еще в ранней юности.
И, надо сказать, что я сразу, с первого взгляда, проникся к этому юноше инстинктивной неприязнью. Я безотчетно поверил, что он самозванец, потому что Трагедия не прикасалась к его лбу, губам и глазам своим резцом.
Дверь кабинета открылась снова, и в коридор вышел сам Верховный Жрец с превосходно отлакированной маской невозмутимости на лице. Тем не менее мне почудилась растерянность под этой маской. Заметив меня, он почти улыбнулся и отрывисто пригласил к себе в кабинет.
Там он пересказал мне историю Джефсона и спросил, могу ли я закамуфлировать ее так, чтобы она вышла в приемлемом для читателя виде…
У. М. Т. сделал небольшую паузу, чтобы смягчить пересохшее горло грогом.
– Так вот, «Джефсон» рассказал редактору, что Мэри Диринг ходила скованно и неуклюже, как будто постоянно испытывала сильную боль. Что капитан Диринг сам заставил вышивать ее как свадебный подарок картину «Король Кофетуа и нищенка», чтобы она не забывала, чем ему обязана вся ее семья. Он воткнул ей в руку ее вышивальную иглу на глазах у второго помощника и кока: капитану показалось, будто она вышивает слишком медленно и неохотно. И что каждую ночь до ее исчезновения из каюты неслись стоны, иногда – звуки ударов, а потом – тихий плач. А вот капитан Диринг до ее исчезновения выглядел как абсолютно счастливый человек и ходил по палубе, солнечно улыбаясь.
Она исчезла на следующую ночь после «инцидента» с иглой…
У. М. Т. остановился, проверяя, какое впечатление произвела на нас эта история; а может, и ему самому требовалось перевести дух.
– Мысленно я делал заметки, чтобы, превратив рассказ матроса в вульгарную сенсационную
