носу стояла фигура, впитавшая в себя все оттенки красного цвета.
И что самое страшное, вся команда, кроме Джефсона, оставалась на том корабле, они спокойно и невозмутимо занимались каждый своим делом, и с каждой секундой второй корабль все дальше уходил от первого, а первый таял под ногами Джефсона.
Когда он оказался в воде, то ему показалось, что миссис Диринг смотрит ему прямо в лицо, и его подхватило какой-то теплой и упругой волной…
– Больше он якобы ничего не помнит, – более прозаическим тоном закончил редактор. – Ни как он спасся, ни как его вынесло на скалы Дувра, в сотнях миль от того места, где нашли корабль… Как вам такая история, Уильям?
– Думаю, я смогу сделать из нее что-то удобоваримое, – осторожно отозвался я. – Хотя хорошо было бы еще раз побеседовать с этим Джефсоном… Сэр, вы и вправду верите, что он тот самый матрос, не самозванец?
– Да, история у него такая, что поверить трудно, – редактор не разгневался, как я того опасался, а впал в задумчивость. – И все же, он знает все подробности о «Мэри Диринг», которые мне удалось раздобыть. Знает фамилии и имена всей команды, точный размер жалованья Джефсона, знает, какая погода была, когда отчаливал корабль, знает, какие темы брал капитан для воскресных проповедей… Остальные «Джефсоны» не могли ответить и на первую треть вопросов, а он ответил на все!
Ответа тут не требовалось, и я осторожно покивал.
– Значит, вы хотите увидеться с ним, услышать историю из его уст? Хорошо…Он обещал зайти через неделю, во вторник к полудню, чтобы взять свои деньги. И вы приходите…
Я попрощался и вышел, пытаясь представить себе, как можно подать дикую, безумную историю Джефсона так, чтобы читатели не возмутились… и чтобы в ней осталась изрядная доля этого безумия.
«После трагической гибели миссис Диринг корабль вместе с экипажем, возможно, попал в зону испарений ядовитого “морского газа”, сходного по своему воздействию с опиумом…» – бубнил я себе под нос, шагая по улице.
«Хотя “морской газ” долгое время считался такой же пугающей легендой моряков, как и Летучий Голландец, ученые сейчас предлагают следующие объяснения…»
И, конечно, надо было максимально аккуратно намекнуть на эротический характер галлюцинаций, – напомнил я себе. Такой деловой разбор помог мне стряхнуть с души впечатление от рассказа, словно капли дождя с зонта.
Я сделал несколько набросок и зарисовок к будущей статье, потом пошел в Вест-Энд, посмотрел там легкий, пошленький водевильчик…
Когда я ложился спать, то даже не вспомнил про «Мэри Диринг».
Сон пришел быстро: вначале это были туманные, но приятные видения красивых женских ножек, синхронно выбрасывающихся в ритме танца, улыбки, перья, смех, красный раздвигающийся занавес… а потом на меня набросился ветер и сдул все эти миленькие образы прочь.
Он принес мне одиночество, наготу и бессилие… Я не мог пошевелиться, мое тело было томным, вялым и неподвижным, а зрение – удивительно острым. Море нахлынуло на меня и почти утопило, водоросли превратились в волосы мертвецов, затем в пену в кильватере корабля, в молочно-белые тела, играющие в воде, их снова заволок туман… нет, дым от зажатой в зубах трубки, сквозь который проступило пятно крови, проклятый корабль удалялся от меня прочь, а я бешено греб за ним, не отвлекаясь на прикосновения тонких белых рук… наконец, красная женщина нахлынула на меня красной волной с торжествующим хохотом, и я проснулся.
Этот сон, в отличие от своих обычных блеклых собратьев, накрепко запомнился мне. В тот день я работал с каким-то лихорадочным исступлением, одновременно думая о встрече с «предполагаемым Джефсоном», как я его окрестил, и гадая, увижу ли я этот сон снова.
К счастью, за день я так устал, что словно провалился в черную дыру без звуков и запахов. На следующее утро я отдал отлакированную и залитературенную версию приключений Джефсона в газету, которая опубликовала ее в вечернем выпуске почти без правок. Точнее, это была первая часть статьи, которая, естественно, заканчивалась на самом интересном месте: исчезновении миссис Диринг.
Я немедленно начал работать над второй частью, которую пригладить и укротить было намного трудней; но, придерживаясь версии про ядовитый газ, я, думаю, смог передать общий жутковатый дух рассказа Джефсона. Готовую работу я понес в редакцию, где меня ждала совершенно неожиданная встреча… – редактор вздохнул и снова подкрепил свои силы грогом, пока слушатели награждали его нетерпеливыми взглядами.
– Так вот, в кабинете редактора вместо Джефсона сидела молодая женщина, одетая, как горничная в свой выходной. Она робко, заискивающе улыбнулась мне. Редактор со скрытой яростью представил ее как миссис Джефсон и объяснил, что самого «Джефсона» видели на подступах к зданию, но в кабинет он почему-то не зашел.
– А я-то уж так надеялась, пока ехала, – всхлипывала несчастная. – И на картинке в газете вашей он был одно лицо с Эндрю моим, и матушка его так надеялась, что я его здесь встречу и домой привезу… Даже со мной помирилась, а ведь мы с Эндрю тайно поженились, он все боялся ей сказать… и вот, мне пришлось… вот так… – дальше ее слова превратились в неразборчивое лепетание, и я неловко протянул ей свой платок.
– Как вы понимаете, «Джефсон» за гонораром не пришел, – сокрушенно признался редактор.
Миссис Джефсон приходила в редакцию еще месяц, и с каждым днем ее лучшее выходное платье становилось все более мятым и жалким. Я мог бы написать с нее аллегорию Отчаяния; не привычное нам академическое страдание в эффектной томной позе, с заломленными руками, а просто – поля дешевенькой модной шляпки, лихо заткнутое за ленту перо и погасшие глаза с синими подглазьями.
Ей пришлось уехать, чтобы не потерять работу; редактор, проявив неожиданную человечность, отдал ей вторую часть гонорара, которая предназначалась самозванцу…
Тут, насколько я помню, рассказчик взял долгую паузу, и кто-то, кажется, Дик Дойл, вслух выразил надежду, что это еще не вся история.
– Вы правы, я ее еще не закончил, – устало признал У. М. Т., и я впервые вспомнил, что ему уже за пятьдесят; теперь, когда на его яркие молодые глаза упала тень от абажура, мне бросилась в глаза его полностью седая шевелюра.
– Я долго потом вспоминал историю «Мэри Диринг»… – сказал У. М. Т. довольно-таки тусклым голосом. – Британское адмиралтейство так и не смогло предоставить убедительной версии того, что случилось на корабле, сам корабль переименовали и продали по дешевке, и в
