— Здравствуйте, Мария Давидовна.
Ответив на приветствие, она показала на стул и, заметив, что посетитель без портфеля, сказала:
— Рада вас видеть, Лев Петрович. Что вас привело ко мне в рабочее время?
Мужчина вздохнул, механическими движениями поправил несуществующие складки на брюках, и ответил:
— Я не работаю у губернатора. Поэтому у меня есть время.
Мария Давидовна смотрела на пациента, замечая изменения во внешнем облике, которых не было в их последнюю встречу. Седина на висках, морщинки в углах рта, мешки под глазами. Вполне заметная отечность лица. Легкое дрожание пальцев. Лев Петрович молчал, но она не стала задавать наводящих вопросов, чувствуя, что он сам хочет сказать.
— Уволился после пожара в клубе.
Она кивнула, дав понять, что знает, о чем он говорит. Событие, которое нарушило спокойное течение жизни в городе, заставив многих людей остановиться в своем ежедневном суетливом движении и задуматься о жизни и смерти.
— Не могу смотреть на всё это, — Лев Петрович совершил вращательное движение рукой, — противно. И грустно. Я знаю, кто действительно виноват в том, что погибло столько людей, и я так же знаю, что этот человек никогда не будет наказан. Неприкасаемые всегда будут в стороне. Губернатор совершает как бы решительные действия, отправив Правительство в отставку, но видно, что он в панике и смертельно боится, аж губы дрожат, когда говорит. Прокуратура и следствие работают, но реальный хозяин клуба спрячется за спинами исполнителей и посредников, которых осудят и посадят. Ничего не изменится, никто никаких выводов не сделает, всё вернется на круги своя.
— Из-за этого вы ушли?
— Не только, — помотав головой, отвечает Лев Петрович, — еще сны ко мне вернулись.
— Надеюсь, вы не перестали принимать те таблетки, что я вам прописала, — уточнила Мария Давидовна.
— Принимаю я ваши таблетки, — обреченно вздохнул пациент, — но после того, что случилось в начале декабря, я снова стал видеть сны. Может, они не такие яркие и запоминающиеся, как раньше, но, все равно, они меня беспокоят.
— Вы снова видели убийство важной персоны?
Лев Петрович, пожав плечами, с сомнением в голосе ответил:
— Ну, теперь, вроде, как и не убийство. Вроде, ситуация изменилась. Место то же, — конец зимы, легкий мороз, остов новогодней елочки в сугробе. Но крови нет. И, вроде как не умирает он. Однако от этого ничуть не лучше, особенно, для него, — пациент, показав указательным пальцем вверх.
— Почему?
Лев Петрович нахмурился. Пожевал губами, словно пробовал слова на вкус. И ответил:
— Верить ему перестанут. А это для него хуже смерти.
9.
Мария Давидовна, показав пропуск на вахте, стала подниматься по лестнице на четвертый этаж. Она могла бы подняться на лифте, но в последнее время замкнутое пространство кабины пугало её. Она говорила себе, что ей надо двигаться, поэтому лучше пойти пешком, даже не смотря на то, что ходить из-за беременности стало труднее. Но в глубине души она понимала, что обманывает себя. Ограниченное пространство давило со всех сторон, заставляя сознание ждать, что именно сейчас дверь лифта не откроется, а стены сомкнутся.
На уровне третьего этажа Мария Давидовна остановилась отдохнуть. Привалившись к стене, она задумчиво смотрела на проходящих мимо людей, — как правило, мужчин в форме, с непроницаемыми лицами, с зажатыми в руках кожаными папками. Женщины цокали каблучками, проскакивая мимо неё, с любопытством окидываю её фигуру взглядом. Вздохнув, она оттолкнулась от стены, и поднялась еще на один этаж.
Ильюшенков кивнул головой, увидев её в проеме двери, и, приглашающим жестом, предложил входить. Он даже встал и помог снять пальто, чему Мария Давидовна мысленно усмехнулась.
— Как у вас дела, Мария Давидовна? — поинтересовался он, глядя на живот.
— Отлично, — ответила доктор Гринберг и, сев на стул, задала свой вопрос, — зачем позвали?
— Рад за вас, — улыбнулся капитан.
Он сел напротив и, помолчав минуту, сказал:
— Поговорить хотел. Я просматривал дело Парашистая, начиная с самого начала, крутил и так, и эдак, думал, и вот, что у меня не складывается.
— Насколько я слышала, — перебила его Мария Давидовна, — сейчас все Управление работает по делу о пожаре в клубе. Неужели у вас есть время просматривать старые закрытые дела?
— Ну, скажем так, что далеко не всё Управление над этим работает, кому-то надо и текущие дела разгребать, — нахмурился капитан, — а что касается старых дел, то никто не может запретить мне их изучать в свободное от работы время.
Посмотрев на собеседницу, Ильюшенков понял, что можно продолжать:
— Так вот, из расследования Вилентьева и ваших консультативных советов ему, я понял, что Парашистай где-то держал человеческое тело, которое обожествлял и которому приносил жертвы. Для меня это звучит, по меньшей мере, дико, но я понимаю, что у маньяков свой взгляд на такие вещи. Это место и это тело, вместе с внутренними органами других жертв, так никто и не нашел. Я хотел спросить у вас, — вы, по-прежнему, думаете, что оно, это место и тело, существует или сейчас у вас другое мнение?
Мария Давидовна улыбнулась и спокойно сказала:
— И тогда, и сейчас я уверена, что где-то Парашистай прятал труп, сохраняя его в формалине, и там же находятся канопы, в которых лежат внутренние органы жертв.
— Может, у вас есть мысли, где это место может быть?
— Нет, у меня нет никаких мыслей.
Ильюшенков кивнул, словно и не сомневался в таком ответе.
— Логично предположить, что это место должно быть где-то рядом с его квартирой, — продолжил он свои рассуждения, — потому что слишком рискованно куда-то переносить труп и затем жертвенные органы. К сожалению, Вилентьев тогда полностью не отработал этот вариант, поискал в квартире и попытался выяснить, владел ли Ахтин еще какой-нибудь недвижимостью рядом с его домом. Но — ни гаражей, ни овощных ям, ни сараев. Ничего — ни рядом, ни в отдалении. Однако, учитывая наличие комнаты в общежитии, о которой никто не знал, я вот думаю, что, наверняка, где-то что-то было еще. Что вы об этом думаете?
Пока говорил, капитан пристально смотрел на женщину, словно хотел по её реакции увидеть, что она что-то знает. Мария Давидовна с улыбкой слушала, даже не пытаясь отвести глаза. Она прекрасно знала эти игры в гляделки, поэтому ждала, когда капитан закончит говорить.
— Ничего, — просто ответила она на вопрос, — я не следователь, я всего лишь врач-психиатр. Я высказала своё мнение, а вы можете принять его, а можете проигнорировать. Если вы считаете, что законсервированный труп есть, — ищите его.
