Третья звездная началась. «Муромец», неторопливо забирая скорость, пошел прочь от Солнца по перпендикуляру к плоскости эклиптики. Теперь мне предстояло рассказать о своем замысле товарищам.
На Земле я думал, что самое сложное — это добиться согласия у Совета Космогации. В том, что согласится экипаж, я не сомневался. Но сейчас я не был так уверен. Я посмотрел на Сережу — он сидел у пульта и ел тянучки — и немного успокоился. Сережа согласился еще на Земле, и мы вместе отстаивали эту идею в Совете. Я кивнул ему, и мы вышли в каюткомпанию. Там Ларри играл с Сабуро в японские шахматы, маленький Людвиг Порта копался в фильмотеке, а Артур Лепелье старался забыть девушку в оранжевом.
— Вот что, — сказал я. — Вы все хорошо представляете себе, что такое звездная?
Они посмотрели на меня с изумлением. Конечно, они все хорошо представляли себе. Десять лет непрерывных будней и отрешение навсегда, потому что к тому времени, когда мы вернемся, память о нас превратится в легенду.
Я сказал: — Я хочу вернуться на Землю раньше, чем через сто лет.
— Я тоже, — сказал Сабуро.
— Я тоже, — сказал Ларсен. — Например, сегодня к ужину.
Артур Лепелье заморгал, а Людвиг сказал неторопливо: — Вы хотите уменьшить скорость?
— Я хочу вернуться домой гораздо раньше, чем через сто лет, — сказал я. — Есть возможность проделать всю работу и вернуться домой не через сто лет, а через несколько месяцев.
— Это невозможно — сказал Микими.
— Фантастика, — вздохнул Артур.
Ларри положил подбородок на огромные кулаки и спросил: — В чем дело? Объясни, капитан.
До выхода в зону АСП (абсолютно свободного полета) оставалось еще около суток. Я сел в кресло между Ларсеном и Артуром и сказал Сергею:
— Объясни.
Известно, что чем меньше скорость звездолета отличается от скорости света, тем медленнее течет в звездолете время, подчиняясь законам теории тяготения. Но этот закон тем справедливее, чем меньше ускорение звездолета и чем короче время работы двигателя. Если же при околосветовых скоростях звездолет идет с двигателем, работающим непрерывно, если ускорения при этом достаточно велики, если у светового барьера создаются перепады ускорений, тогда… Трудно сказать, что получится тогда. Современный математический аппарат бессилен дать общие результаты. Однако при некоторых частных предположениях теория тяготения не исключает возможности явлений иного порядка. Время в звездолете ускорит свое течение. Десятки лет пройдут на корабле, и только месяцы — на Земле. («Муромец» — первый в мире прямоточный фотонный корабль. На нем можно поставить этот эксперимент.) Правда, это невыносимо трудно. Это потребует годы полета с чудовищными перегрузками — в пять — семь раз…
— Фантастика, — сказал Артур. Он снова вздохнул.
— Не так, — сказал Порта. — Не совсем.
Я очень рассчитывал на Порта. Он был биолог, но знал, по-моему, все, кроме дескриптивной лингвистики.
— Я слышал об этом, — сказал он. — Но это — теория. И это… — он неопределенно пошевелил пальцами.
Но это была не только теория. Три года назад я испытывал «Муромца» в зоне АСП. Я сорок дней просидел в амортизаторе, ведя звездолет с ускорением в 4 "g". Когда я вернулся, оказалось, что бортовой хронометр ушел на четырнадцать секунд вперед. Я провел в пространстве на четырнадцать секунд дольше, чем это зафиксировали земные часы.
Я рассказал про свой эксперимент.
— О, — сказал Порта. — Это хорошо.
— Но это должны быть лютые перегрузки, — сказал я. Об этом надо было предупредить непременно, хотя в состав экспедиции я отобрал только опытных межплаиетников, хорошо переносящих удвоенную и даже утроенную тяжесть.
— Какие? — спросил Ларри.
— Раз в пять. Или в семь.
— О, — сказал Порта. — Это плохо.
— Значит, я буду весить полтонны, — сказал Ларсен и захохотал так, что все вздрогнули.
— А Совет знает? — осведомился Сабуро. Он обладал большим чувством ответственности.
— Они не верят, что из этого что-нибудь получится, — сказал Сергей. — Но они разрешили… если вы согласитесь, конечно.
— Я тоже не верю, — сказал Артур очень громко. — Перегрузки, частные предположения… Как вы создадите эти самые частные предположения?
Они разом заспорили, и я ушел в рубку. Конечно же, они не испугались перегрузок, хотя все отлично знали, что это такое. Они все согласились, возражал только Артур, которому ужасно хотелось, чтобы его убедили. Через полчаса.они все пришли в рубку.
— Надо действовать, капитан, — сказал Ларри.
— Мы вернемся домой, — сказал Артур. — Домой. Не просто на Землю, но домой.
— Даже если у нас не получится, — сказал Сабуро, — опыт сделать необходимо.
— Правда, пятикратные перегрузки… — Порта пошевелил пальцами.
— Да, пятикратные, — сказал я. — И даже семикратные. И не на день и не на неделю. Если выдержим.
Это было так тяжело, что иногда казалось, что мы не выдержим. Первые месяцы я медленно наращивал ускорение. Микими и Завьялов составили программу для кибернетического управления, и ускорение автоматически увеличивалось на один процент в сутки. Я надеялся, что мы сумеем хотя бы немного привыкнуть. Это оказалось невозможным. Мы вынуждены были отказаться от твердой пищи и питались бульонами и соками. Через сто дней наш вес увеличился в три раза, через сто сорок — в четыре.
Мы неподвижно лежали в гамаках и молчали, потому что трудно было разговаривать. Через сто шестьдесят дней ускорение достигло 5 "g". Только Сабуро Микими к тому времени мог пройти от кают-компании до рубки, не потеряв при этом сознания. Не помогали амортизаторы, не помогал даже анабиоз. Попытка применить анабиотический сон в условиях такой лерегрузки, провалилась. Порта мучился больше всех, но когда мы уложили его в «саркофаг», он никак не мог заснуть. На него было страшно смотреть. На любого из нас было страшно смотреть. Мы лежали перед «саркофагом» и глядели на Порта.
— Хватит, Валя, — сказал Сережа.
Мы поползли в рубку. Там стоял — стоял! — Сабуро с отвисшей челюстью.
— Хватит, Сабуро, — сказал я. Сережа попробовал встать, но снова припал щекой к полу.
— Хватит, — сказал он. — Порта плохо. Он может умереть. Выключай реактор, Сабуро.
—: До троекратного, — сказал я.
Сабуро, еле шевеля пальцами, царапал ногтями по пульту. И стало легко. Удивительно легко.
— Троекратное, — сказал Сабуро и сел рядом с нами на мягкий пол. Мы полежали, привыкая, затем поднялись и пошли в кают-компанию. Нам было гораздо легче, но скоро мы переглянулись и снова встали на четвереньки.
Шло время. Собственная скорость note 6 «Муромца» перевалила за световую и продолжала увеличиваться на тридцать два метра в секунду. Нам было очень тяжело. Я думаю, никто по-настоящему не верил в успех опыта. Зато каждый понимал, к каким последствиям может привести успех. И Ларри Ларсен, сопя и отдуваясь, мечтал за срок одной только жизни обежать всю вселенную и подарить ее людям.
