к свободе, а на деле ведете их к хаосу. Именно для вас и создан «Последний берег» — иллюзия возможности сломить миропорядок, отбросить человечество от стабильности к так называемой «свободе». Вы сами приходите сюда, сами раскрываете свои намерения и сами подписываете себе приговор.
Индира отчаянно мотала головой:
— Этого не может быть! Ты же просто испытываешь нас, ведь правда? «Последний берег» — это последнее оружие против корпораций, а не их слуга!
— В самом деле? Вы пришли сюда, чтобы сбросить власть плохих корпораций и дать людям свободу?
Всё ещё не в силах поверить в происходящее, Индира механически кивнула.
— Оглянись, дитя, и вспомни свой мир. Вода и почва отравлены радиацией. Великие города прошлого лежат в руинах. Смертоносные вирусы мутируют каждый день. Люди едва выживают на планете. И знаешь, что довело ее до такого состояния?
Индира качнулась из стороны в сторону, пытаясь сбросить наваждение. Но кандалы по-прежнему сковывали, грубая ткань царапала тело, холод стен проникал в самое сердце.
— Свобода, дитя. Свобода. Болезни, голод, войны — вот её плоды. Ведомые мелочными эгоистическими интересами, люди едва не уничтожили себя и свой мир. Но, к счастью, среди них нашлись наиболее ответственные, наиболее разумные, наиболее решительные. Они создали корпорации и организовали жизнь оставшихся наилучшим образом. Теперь каждый имеет гарантированное жилье и базовый паёк. Без борьбы, без войн, без конкуренции. Стабильно.
— Стабильно! — Индира вскочила на ноги, но из-за кандалов не смогла сделать ни шагу и рухнула назад на скамью. — Это смерть, а не стабильность! Болезни, синт, драки за белковые брикеты — вот что это за стабильность! Люди имеют право быть свободными!
— Никакое право, никакая свобода не дадут миллионам неудачников и бездарностей ни крова, ни еды. Уж не думаешь ли ты, что за прошедшие века не было найдено лучшего мироустройства, чем то, которое есть? Будь свобода лучше несвободы — люди ни за что не отдали бы её, но нет! Они сами, сами отдали и свободу, и права во власть корпораций. Сами поняли, что свобода и ответственность — слишком тяжкий груз. Что набить желудок важнее, чем напрягать мозг. Такова природа людей.
Кровь стучала в висках, холод пронимал до костей, головная боль накатывала волнами. Нет, «Последний берег» не может быть просто корпоративной ловушкой для мятежников! Потому что если это так, то… что-то не укладывалось в картинку.
— Если ты правда так убежден в этом… и если мы обречены на смерть… зачем ты разговариваешь со мной?
Старик улыбнулся чуть смущенно:
— Ты подловила меня, дитя… Знаешь, интерфейсы ведь строятся на матрицах реальных личностей, потому кое-что человеческое нам не чуждо. Ты еще совсем молода и никому не причинила зла. Сюда ты попала случайно, тебя затащили те, кого ты по наивности считаешь друзьями. Признай свои ошибки, пойми, что лучше для тебя и для всего человечества — и я сохраню тебе жизнь.
Индира всматривалась в лицо собеседника. Все вокруг выглядело и особенно ощущалось куда более реальным, чем хотелось бы — кроме него. Он то и дело забывал моргать или дышать, а иногда даже губы его переставали шевелиться, пока он говорил. «Последний берег» сильно поврежден… Похоже, в их путешествии нет никакого смысла. И раз уж съехавшая с алгоритма программа предлагает ей жизнь в обмен на ничего теперь не значащие слова — надо соглашаться. Ада и Виктор… как она поможет им, сидя здесь?
Эти тени на стенах… Интересно, как на самом деле выглядят предметы, которые их отбрасывают? Кажется, она не видит и не понимает чего-то важного из этой позиции.
Программа. Перед ней пусть сложная, пусть сломанная, но все же программа. Значит, какие-то логические аргументы должны подействовать. Индира заставила себя собраться с мыслями.
— Значит, ты утверждаешь, что корпорации являются благом? Что они заботятся о людях так, как не могли бы позаботиться сами люди? Что они пекутся об общем благе, тогда как люди на это неспособны?
— Ты начинаешь понимать.
— Да, я понимаю. Я понимаю, что корпы утверждают это. Но ведь факты, которые ты можешь проверить, этому противоречат. На деле корпы приносят одних людей в жертву другим, и в первую очередь — на пользу себе. Разговоры об общем благе — просто ширма, потому что именно корпы и определяют, в чём это общее благо заключается. А ведь корпорации состоят из таких же людей, что и остальное человечество! И если ты утверждаешь, что бунтовщики и смутьяны рождаются в каждом поколении, то в каждом поколении рождаются и гении, и дураки, и подлецы. И нет никаких гарантий, что руководство корпораций состоит из гениев, но не из подлецов. Я не знаю, как сильно атаки корпов сумели повредить твои алгоритмы, раз ты дошёл до таких рассуждений. Но, исходя из твоих же предпосылок, ты обязан пересмотреть свои заключения.
Интерфейс «Последнего берега» смотрел на нее не мигая, не кивая, никак не давая понять, что он слышит и понимает ее слова. Быть может, она сейчас говорит в пустоту. Но не оставалось ничего, кроме как продолжить.
— Человека нельзя рассматривать как инструмент, как способ достижения цели. Человек — это и есть цель. Я родилась и выросла в контейнере, как и Ада, как и многие другие. И я знаю, что среди наших полно тех, кто куда более достойно распорядился бы властью, которой обладают только корпы. Дураков и подлецов среди жителей контейнеров не больше, чем среди корп-офицеров. Та дочь генерала, которую ты показал мне — неужели она более ценна, чем моя Ада? Саймону пришлось пойти на преступления, чтобы стать корп-майором — потому что другого пути к богатству и власти у него не было. Это неправильно. Каждый человек ценен уже потому, что он — человек. Наш мир превратился в помойку не потому, что мы свободны, а потому, что мы несвободны. Люди, подобные Виктору, могли бы преобразовать Марс давным-давно. А, может, даже и Землю возродили бы. Но эти возможности отняты у нас, потому что наши жизни не принадлежат нам. Если ты действительно был создан как страховка человечества от произвола корпораций, то должен понять это.
Интерфейс продолжал молча смотреть на нее. Индира сникла. Похоже, программа и правда больше не работает… И когда девушка уже почти потеряла надежду, старик вдруг улыбнулся, лицо его ожило.
— А знаешь, твои друзья пришли к таким же выводам. Разными путями, за разное
