упрямо продолжила:
– Если они действительно твои любимцы, как ты говоришь, то дай им то, что они хотят! Им будет проще прийти к тебе, если они сначала объединятся друг с другом, разве нет?
Ответа не было так долго, что Полынь перестала его ждать. Но всё же, когда бурление собственных мыслей снова принялось шуметь в голове, рассеивая любой намёк на отдых, по поверхности сознания скользнула чужая мысль:
– Хорошо. Иногда двум детям нужно поблуждать, чтобы осознать ценность дома.
Только после этого Полынь ощутила чудовищную нагрузку, которую вызывал контакт с Плёнкой. С мозга как будто убрался огромный палец. Губка разума, сплющенная в жидкую лужицу, принялась расправляться обратно.
Полынь со стоном схватилась за голову. Помассировав виски, она пробурчала:
– Лучше бы Забою знать слово «спасибо».
Недовольство быстро угасло; как угасли вслед за ним и все остальные волнения. Кольцо навязчивых мыслей наконец разжалось и отпустило Полынь в долгожданное забытьё.
Главрук так торопился, что забыл пришлёпывать подошвами на бегу.
– Госпожа Полынь! Господа Полынь!..
Подбежав ко входу в пещеру работников, он даже не стал кланяться – только согнулся, пытаясь восстановить дыхание. Когда он разогнулся, на его лице обнаружилась непривычно широкая улыбка:
– Раджа говорит… Уф-ф… Говорит, что хочет Вас увидеть!
Полынь замерла, боясь спугнуть неосторожным движением услышанные слова. Традиционный, почти скучный обход шахтёров вдруг превратился в событие, пугающее своей неизвестностью.
Раджа никогда не звал к себе её лично.
Глупый жирный куб не выходил на связь с самого первого дня их встречи. Тогда он казался почти богом – загадочный, могущественный, всезнающий. Теперь Полынь понимала, что он такой же обитатель пещер, как и все остальные. Даже хуже. Радже приходилось полагаться на помощь других, чтобы получать питание. В этом месте не было участи страшнее, чем зависимость от чужой воли.
– Я уже всё подготовил… – сказал Главрук и запоздало поклонился. – Можете брать и сразу идти.
Он указал на лежащего у входа овоща.
Полынь молча кивнула, всё ещё не доверяя своему контролю над голосовыми связками. Всё-таки от Главрука была своя польза. Иногда работа не так проста и заметна, как тупое махание киркой.
Жилище Раджи ничуть не изменилось за прошедшее время – разве что сияющие озёрца гнойников на потолке стали чуть больше. На мгновение Полынь задумалась, сможет ли она дотянуться когтём до соблазнительных пузырей, если заберётся на Раджу, но тут же отогнала неуместную мысль. Вместо этого она сбросила принесённого овоща на дорожку перед кубом и отошла в сторону.
– Ты правда поселилась в Тератоме? – вместо приветствия спросил Раджа.
– Где? Я живу в пещере, где складируются лишние волосы.
– Забавно. Впрочем, это не моё дело.
Овощ медленно скрылся под краем неостановимо ползущего куба. Полынь напрягла уши, но хруст костей расслышать не смогла. В голове мелькнула очередная неуместная мысль – желание перевернуть Раджу набок и посмотреть, что у него на нижней стороне. Бесчисленные, вечно жующие рты? Открытые наружу желудки?
Полынь раздражённо помотала головой.
– Меня мучает одна загадка, – сказала она, – раз уж ты заговорил о жилище. Как ты оказался здесь, в своём доме? Проходы слишком узки. Ты вырос здесь?
– Обычно таких демонов, как ты, мучает маниакальный гнев, – невпопад ответил Раджа. – Именно гнев удерживает их от судьбы овощей. Словно вечно горящее внутри пламя, подогревающее стылое желе мозга. Но я впервые вижу демона, мозг которого мучает не злоба, а неуёмное, наглое любопытство.
– Я должна извиниться?
– А ты способна на это?
– Думаю, нет.
– Тогда не трать своё время.
Шелест смешков пронёсся по поверхности куба, словно внезапный порыв ветра.
– Давно, очень давно я очнулся здесь, на этом самом месте, – продолжил он; в его голосе послышалась горечь. – Если какой-то из проходов и был достаточно широк для меня, то он зарос плотью, пока я собирал обратно в единое целое свой расколотый разум.
– Значит, ты…
– Да. Пока ты гуляешь по коридорам и пещерам, я гуляю… здесь. Был тут до тебя и буду ещё очень, очень долго.
Полынь попятилась, охваченная гнетущим ужасом:
– На твоём месте я бы сдалась и растворилась в Плёнке уже давным-давно!..
– Но ты же не сдаёшься в своём положении. Почему должен сдаваться я в своём? Впрочем, когда-нибудь я так и поступлю. Сейчас ещё слишком рано. Всегда слишком рано.
Куб прополз ещё немного. Место, где лежал овощ, обнажилось пустым и чистым: ни клочка кожи, ни капли крови. В отличие от шахтёров, Раджа проявлял в еде удивительную аккуратность – или удивительный голод.
– Плёнка заперла тебя… – растерянно сказала Полынь.
– Думаю, в этом нет её вины. Она растёт и движется, течёт… В основном вниз. Неудивительно, что это движение погребло меня в этой тюрьме.
– Но почему, зачем?
– Первая причина проста. Гравитация, – Раджа посмеялся парой ртов, не прерывая речи. – Вторая причина посложнее. Может быть, как и все мы, Плёнка стремится в Град. Копаем вниз, чтобы попасть вверх.
– Это просто шахтёрское поверье. Поговорка, легенда.
– Легенды не возникают на пустом месте. Впрочем, может быть, дело не в стремлении Плёнки, а в том, что на неё что-то давит сверху. Что-то – или кто-то.
Полынь не нашлась, что ответить. Страха перед Плёнкой было достаточно – в душе не оставалось места для страха перед чем-то более массивным и могущественным. Даже если это просто выдумка Раджи.
– Ладно, – сказала она, – так зачем ты меня позвал?
– Верно, верно… Возникло сразу две проблемы. В зону нашей добровольной ответственности снизошла новая группа тел. Очередная порция работящих праведников для нашего рукотворного рая.
– Разве это проблема?
– Это стало проблемой в тот момент, когда наш общий друг Норма Выработки вознёсся в Град.
– Что?! Норма… Как, почему?
– Откуда такое удивление? Он усердно работал и заслужил своё место в Граде. Я думал, ты обрадуешься – если такие, как вы, способны радоваться.
– Почему я должна радоваться?
– Если смог он, то сможешь и ты.
Полынь замолчала.
Все вокруг были одержимы идеей возвращения в Град. Величайшая награда за тяжёлый труд, единственная цель, ради которой всё ещё стоит существовать. Без этой цели, без этого горящего в душе желания никакая боль и никакие угрозы не смогли бы заставить работников махать киркой до мучительного, отупляющего изнеможения.
Когда все вокруг одержимы одним и тем же стремлением, душа сама начинала примерять их идеи на себя. Словно их мысли протекали наружу, впитывались в плоть Плёнки на стенах и начинали выделяться в воздух заразными испарениями. Невольно возникала убеждённость, что разделять желания всех остальных просто обязательно.
В памяти всплыли слова Забоя.
– Может быть, я не хочу в Град… – пробормотала вслух Полынь.
– Тебя туда никто и не зовёт. Так что у тебя ещё будет время передумать. Много, очень много времени. Когда ты забудешь столько же слов, сколько забыл Норма, когда погаснут все импульсы и останется только функция… Тогда тебе будет позволено снова стать частью Града.
На этот раз ни один из ртов Раджи не издал смешка.
– Ладно. Норма ушёл, новые работники пришли. При чём тут я?
– Разумеется, о новом мясе придётся позаботиться тебе. И о старой бригаде Нормы. Впрочем, это временно… Но тебе предстоит много работы.
– Столько людей? – Полынь неуверенно сжала рукоять цепа, обвитого вокруг пояса. – Не слишком ли много для меня одной?
– Отсутствие свободного времени пойдёт тебе на пользу. Отдыхать в Тератоме… Порой пытка скукой порождает в разуме странные идеи. Поверь, уж я-то по скуке большой специалист.
Раджа со смехом отвёл стайку глаз от Полыни и рассеял их по всей поверхности, бешено вращая зрачками и посмеиваясь всеми ртами сразу.
Цеп забился кровью и ошмётками кожи так сильно, что превратился в прямую, плохо гнущуюся палку.
– Руби! Руби!
Руки онемели, перестав посылать сигналы мозгу, – словно они обрели свою жизнь, решили отделиться и теперь двигались по своей воле. Но воля эта ничем не отличалась от их
