— Вы же знаете, господин мэр, — завел по новой контрабандист.
— Знаю, — перебил тот. — Слушай, Вальдор. Просто ответь, здесь он или там. Подмигни, кивни, знак какой подай. Я ведь не из праздного любопытства спрашиваю.
Он и вправду не выглядел человеком, задающим вопросы из праздного любопытства.
— Здесь, — сдался Вальдор и пригладил седые виски.
— Вот и славно, — обрадовался мэр. — Я никогда тебя ни о чем подобном не просил, но вот что я тебе скажу. Тебе придется потерять этого клиента. В городе пристав, и он ищет этого парня. Понимаешь?
— Не понимаю, — покачал головой Вальдор.
— Не упрямься, — нахмурился градоначальник. — Слушай, что я тебе скажу. Этого парня надо сдать.
Вальдор откинулся на спинку стула. Этот разговор нравился ему даже меньше, чем мягкое сидение. Что значит «надо сдать»? Как это, демоны задери, «надо сдать»?
— Этот парень, — произнес, наконец, контрабандист, — платит мне деньги за то, что я его переведу на ту сторону. Часть этих денег идет в городскую казну.
Он пристально поглядел на мэра. Тот хмыкнул, отпер ящик стола и запустил в него руку. Через секунду на столе стояла шкатулка с секретом. Толстые пальцы мэра воткнули ключик.
— Значит, — проговорил градоначальник, — в этот раз казна обойдется без финансовой поддержки. Казна не обеднеет, если мы один раз сдадим клиента.
— А репутация? — Вальдор задумчиво глядел на шкатулку и зависшую руку с ключиком.
— Репутация не пострадает, — заверил мэр. — Никто не узнает. Парня отвезут в столицу и никто никогда не узнает, что его сдал ты. И что он вообще собирался куда-то бежать хоть с твоей помощью, хоть без нее.
Вальдор раздумывал.
Пальцы градоначальника повернули ключик. Влево. На этот раз музыки не было и крышка откинулась как-то иначе. Танцовщицы под крышкой тоже не обнаружилось. Зато там лежали деньги. Довольно приличная сумма, судя по объему. Мэр запустил в шкатулку пальцы и стал осторожно неспешно выкладывать деньги на стол перед Вальдором.
— Никто не узнает, — повторил он. — И бизнес твой не пострадает. И репутация сохранится. И пристав уедет. А вот если не уедет, а еще хуже, других сюда пришлет, тогда пиши пропало. Хана и твоему бизнесу, и тебе, и мне. Я ведь мог просто приказать, но я разговариваю с тобой.
Это было сущее вранье. Ничего никому толстый градоначальник приказать не мог. Он прекрасно знал, чем живет город, и кто этот доход городу приносит. Потому мог воздействовать только уговорами. И оба мужчины, сидящие на мягком в этой комнате, прекрасно об этом знали. Градоначальник захлопнул крышку шкатулки и подвинул вываленные на стол кучей деньги ближе к Вальдору.
— Надеюсь, это компенсирует твои убытки.
Контрабандист помялся. Денег на столе лежало больше, чем он мог получить за перевод двух молодых парней через границу. С другой стороны, репутация все же могла пострадать. Но это если мыслить сиюминутными ситуациями. А если чуть вперед просчитывать, то градоначальник прав. Да и напуган толстяк, чего за ним давненько не замечалось. Выходит, пристав в самом деле опасен настолько, что лучше не связываться. Отдать, что просит, и жить дальше в тишине и покое, не ожидая перемен.
Только как-то сволочно получается. Неправильно это.
Вальдор пригладил седые виски и потянулся за деньгами.
В огромном замызганном зале воняло мобильным маслом и конским навозом. Причем конюшней несло куда сильнее. Пристав лошадей не любил. Если б ему только дали волю, он устроил бы митинг протеста и круглые сутки стоял под окнами здания Консорциума с транспарантом: «Лошади вонючие, их надо уничтожать!». Отсюда хотелось уйти побыстрее, и они давно бы ушли, если бы не журналист. Вместо того, чтобы отдать технику мобиль и подняться наверх в номера, он поперся отгонять аппарат в гараж сам со словами: «Я никому не доверю мою ласточку». Фетишизм в отношении мобилей Ниро особенно не трогал, забавлял только, но сегодня явно был день гнева, и от одной мысли о том, что он торчит здесь, нюхая лошадиный навоз, только лишь из-за чьего-то глупого фетишизма приводила в бешенство. Наконец над пандусом, бегущим вниз к гаражу, замаячила макушка журналиста. А вскоре показался и он сам. На пристава поглядел бодро.
— Где вас носит столько времени? Неужели так трудно оставить несчастный мобиль на стоянке?
— Когда-нибудь, — улыбнулся Санчес, — я напишу книгу. Я назову ее «Неудовлетворенность». А главного героя буду писать с вас.
Они подошли к лестнице, что нелепо торчала посреди зала, и потопали вверх.
— Жаль, что я не умею, — окрысился Ниро. — А то бы я тоже написал.
— Напишите, — фыркнул журналист. — Сегодня для того, чтобы что-то опубликовать, уметь писать вовсе не обязательно. Знаете, сколько графоманов сидит у нас в редакции?
— Догадываюсь. С одним из них я мотаюсь по всем Объединенным Территориям уже не первый день.
Санчес добрался до верхней площадки, схватился за ручку двери и обернулся.
— О, господин пристав, поздравляю. У вас проснулось чувство юмора и оно даже пытается шутить. Только никому не говорите пока.
И О'Гира дернул на себя дверь, пропуская вперед пристава.
За дверью все оказалось куда как лучше, чем внизу. Ковровые дорожки, мягкая мебель, журнальный столик с пачкой знакомой, устаревшей месяц назад прессы. Санчес подцепил «Огни Вероллы», перелистал.
— Чем могу быть полезен, господа? — полюбопытствовал приятный голос.
— Нам нужен номер, — грубо отозвался Ниро.
Журналист бросил газету и повернулся. Напротив пристава стоял солидный усатый господин в дорогом костюме.
— Нам нужно два номера, — вежливо улыбнулся Санчес. — Конечно, мой друг привык спать на диване, но я решил его побаловать и дать возможность отоспаться, а то он на людей бросается уже.
— Да идите вы к демонам, господин писака! — взвился Ниро.
— Вот видите, — улыбнулся журналист.
Усатый нервно пожевал усы.
— Не хочу вас расстраивать господа, но свободных номеров к сожалению нет.
— Для свободной прессы найдутся, — выудил из кармана документы Санчес.
Солидный дядька издал невнятный хлюпающий звук. Повернулся было к Ниро, но наткнулся на развернутые документы старшего пристава и скис окончательно.
— Да конечно, я что-нибудь придумаю, идемте, — выдал он совсем уж упавшим голосом и пошел на третий этаж.
Коридоры третьего этажа были тихи и пустынны. На ближней к лестнице двери болталась табличка «Не беспокоить».
Санчес огляделся.
— Что-то не похоже, чтобы тут было дикое количество постояльцев. Или вы пустили на постой компанию глухонемых паралитиков?
