Ознакомительная версия.
По дороге я сделал звонок.
Увидев меня, она сразу поняла, что дело пахнет керосином, и без лишних слов стала выставлять из бара посетителей. Поддатые гопники со спальников подчинялись ей с удивительной покладистостью.
Я молча сел за свой столик. Закрыв двери, она поставила передо мной графинчик и вазочку. Я дёрнул и закусил.
— Плохо? — спросила она, печально глядя на меня.
— Плохо, Маруся, — кивнул я. — Похоже, мы запалились.
Она закрыла глаза и несколько секунд молчала. Потом открыла.
— Я к этому давно готова.
Я снова кивнул. Молча. Выпил без закуси и закурил. Тут запел мой телефон.
— Ну что, Кистень, — раздался насмешливый голос Глебыча, — вот ты и попался.
— Давно ты знаешь? — спросил я, стараясь, чтобы голос мой казался совершенно спокойным и ровным.
— С самого начала, — хохотнул тот. — Думаешь, я тебя из сострадания вытащил из дерьма после того, как ты откинулся с зоны?.. Я знал, что ты будешь мстить. Вот и присматривал за тобой. Ты думаешь, если недавно поломал рёбра одному из моих людей, за тобой никто больше не ходит? Ошибся ты — ходили, и до того, и после…
Вот так-то… Хватку теряешь, Влад, старый дурак!
— Но, надо сказать, — продолжал глумливым тоном отчитывать меня Глебыч, — в конце концов ты учудил такое, что я сначала даже не верил, что это ты.
— Все мы склонны недооценивать людей… — протянул я.
Проклятый, проклятый мир! А я идиот! Хотя не совсем…
— То есть, получается, это ты поглотил фирму Маруси? — так же равнодушно спросил я.
— Ага, — весело подтвердил он.
— Ты, конечно, знал, — продолжал я, — что мы с ней. А я тогда работал в МВД. Но когда я стал раскручивать это дело, на меня навесили взятку, выперли из органов и посадили. Моя Маруся оказалась на панели, клиенты звали её Вошкой. А я отмотал срок от звонка до звонка.
В трубке заскрежетал хохоток. Странно, почему я раньше не обращал внимания на то, какой неприятный у Глебыча смех?..
— Верно излагаешь, Влад. Только не те выводы делаешь. На самом деле я через неё хотел достать тебя. Ты мне хвост прищемил в одном деле, ещё в девяностые, только сам не догадываешься. Ну, и добрался… На панель, кстати, тоже я её выпихнул, чтобы тебе веселее было.
На самом деле, я не только догадывался, но и точно знал, что это за дело. Только не знал, что он знает, что я в этом замешан. Честно говоря, всё то время, что я работал на него, меня по этому поводу слегка грызла совесть. Но теперь больше не грызла.
— Я долго не мог поверить, что ты проделываешь все эти штуки, — продолжал глумиться Глебыч, уверенный, что все карты у него в руках. — А потом прикалывался, пока ты потрошил всех этих козлов.
— Рано или поздно я до тебя добрался бы, — заметил я.
— Во-во, — подхватил он. — Поэтому я тебя нае…, наивный чукотский мальчик. Подставил тебе Архангела, а моя девочка из библиотеки — жалко её, да всё хорошее заканчивается — навела тебя на него. Она ведь говорила чистую правду, только вместо меня называла Акакия.
— А тот тут каким боком?
Чем больше я задержу его, тем больше у нас будет шансов.
— Да я же говорил — должок на мне. А на фига платить, если можно похоронить?..
Да, в этом весь Глебыч…
— А Дохляк? — поинтересовался я, хотя всё уже понимал.
— Легко было просчитать, что ты пойдёшь к нему, я ему и внушил заранее, что тебе надо говорить. Дорого брал покойничек, надо признать… Ну а то, что ты его прикончишь, как только он упомянет твою бабу, он и представить не мог. А я мог.
Я снова отчётливо услышал, как омерзительно похрустывает горло под моей финкой. Он ничего и не сказал, хоть я всерьёз старался его разговорить.
— Я подождал, пока ты завалишь Акакия, а теперь ты хрен вылезешь из этого подвала. Снаружи уже ОМОН и пацаны. Бай, недоразвитый!
Со смехом Глебыч отключился. Я раздавил окурок в пепельнице и проверил телефон. Он больше не работал. Ага, Глебыч, конечно, вполне способен перекрыть мне связь. Думаю, все аппараты в баре тоже были мертвы.
Самое смешное, что я сам обо всём догадался бы, будь у меня хоть несколько часов форы. И Глебыч это чувствовал, потому поспешил — не попытался даже раскрыть мои связи в органах. Впрочем, в бригаду Дубровского входили не только действующие сотрудники МВД и госбезопасности, но и отставники всех силовых структур, вплоть до ГРУ и внешней разведки. Были и люди из Товариществ, и даже бригад — многих достала эта поганая жизнь.
Но Глебыч прокололся дважды. Во-первых, я знал, что с Акакием у него вражда — Дохляк сказал, а Маруся подтвердила — а он велел мне мстить за него, как за лучшего кореша. А во-вторых, не надо было ему посылать на ликвидацию библиотекарши своего водилу. Я узнал его. И таки я успел сделать звонок. Теперь на одной из шести машин моего благодетеля уже стоит небольшой сюрприз, который в первую же поездку превратит и её, и Глебыча в мелкую пыль.
Но этого я вполне могу не увидеть.
— Вы окружены, выходите с поднятыми руками! — раздался с улицы голос из «матюгальника».
Щаз.
Я повернулся к Вошке. Моя вечная любовь, как всегда, была на высоте — сжимала автомат «Кедр», который смотрелся в хрупких руках вполне уместно.
Из открытого подпола Санёк передавал вдруг засуетившемуся Петровичу кучу железа: автоматы, ручной пулемёт, гранаты.
— Архип Петрович, — заметил я, — лезь-ка ты вниз, да сиди, пока всё не закончится.
Старый вояка упрямо мотнул головой, а я настаивать не стал: в конце концов, когда-то он был моим командиром, и в ожидании «вертушек» целый день отбивал в горах атаки «духов», пока я истекал кровью, как свежезарезанный баран.
— Ну что, Володя, пора? — спросила она.
Её взгляд пронизал меня до самого нутра. Как всегда.
Я взял её за руку и надел на палец кольцо. Я уже год всегда носил его с собой, дав себе слово надеть, когда случится то, что случилось.
— Пора, Маруся.
Отвернувшись, я дёрнул водки, закусил огурчиком и взялся за ручной пулемёт.
Три узких зарешёченных окошка, наполовину утопленные в асфальт. Полная изоляция от остального здания. Капитальные стены старинного дома. В общем, долго они нас будут выкуривать. А там, может, и ребята подоспеют.
Ничего ещё не потеряно!
Я стволом разбил стекло и дал очередь в мир, в котором пьяное солнце, как побитый пёс, уползало в свою конуру.
— Эй, козлы! — заорал я. — Давайте сюда! Я Дубровский Владимир Андреевич! Не ссы, Маруся!
Композиционный канон театра Но «дзё-ха-кю» («вступление-развитие-быстрый темп»)
Ознакомительная версия.
