– Это ты меня хочешь загнать в гроб! – неожиданно ответила любовница.
– А ты-то здесь причём?
– Это я-то не при чём? А откуда к тебе такая бешеная популярность пришла?
Чернокнижник только хотел открыть рот, чтобы поведать о своём непревзойдённом таланте, но его тут же прервали.
– Только не надо мне рассказывать о твоём литературном даровании!
После этих слов Чернокнижник застыл с открытым ртом, будто его разбил паралич.
– Что ты рот раскрыл? Или ты себя гением считаешь? Гений живёт в Париже, и нам с тобой это хорошо известно.
– За что ты так напустилась на меня?
– За то, что я ради тебя вся измазалась в дерьме, а ты хочешь остаться чистым и пушистым.
– Ты вымазалась в дерьме?
– А как ты думал? Неужели ты рассчитывал, что тебе на голову возложат лавровый венец, когда брал за основу сочинения гения? Твоя писанина была бы невостребована так же, как и у остальных бездарей, если бы не я!
– Ты?
– Да, я. Или ты считаешь, что если бы та дура не повесилась, то твоя популярность была бы такой?
– Это была просто случайность.
– Рассказывай эти сказки своим читателям. Никакой случайности не было.
– Ты убила её?
– Не я, а ты. Я лишь заплатила корреспондентам, которые затравили её.
– Ты сделала это специально?
– Нет, я просто хотела, чтобы они пропиарили твою книгу.
– Я же говорю, что это была случайность.
– Нет. Теперь никакой случайности не будет, потому что я знаю формулу успеха. Если мы совместим твою формулу и мою, то нам равных не будет.
Чернокнижник снова застыл в ожидании.
– Чем сейчас занимаются твои институтские знакомые?
– С работой сейчас сложно. Кто-то устроился писать речи политикам, кто-то трудится на жёлтую прессу, а остальные…
– А остальные готовы выполнить любую работу, лишь бы получить на кусок хлеба?
– Примерно так.
– Среди них есть талантливые?
– Конечно, есть.
– А сколько глав должно быть в твоём новом романе?
– Я ещё не знаю, о чём писать.
– Об этом мы поговорим позже. Меня интересует объём.
– Около двадцати глав.
– Ты возьмёшь себе пять негров. На каждого в этом случае придётся по четыре главы.
– Кого, кого? – не понял Чернокнижник.
– Писателей, которые пишут под чужим именем, называют литературными рабами или неграми.
– Кажется, я начинаю врубаться, – улыбнулся Чернокнижник. – Это же моя формула успеха.
– Тебе остаётся только дать каждому сюжетную линию и определить стиль изложения.
– Действительно, это же так просто!
Чернокнижник заулыбался, но его лицо снова померкло.
– Дело за малым, – вздохнул он. – Надо придумать сюжетные линии и соединить их.
– А вот это уже моя формула успеха, – улыбнулась Катя. – Самое главное, чтобы было побольше крови, чтобы герои были подлинными и чтобы историю их конца средства массовой информации рассказали по телевидению после того, как книга выйдет в свет.
– Но как это сделать?
– Так же, как ты сделал с этой дурой.
– Но я ничего не делал! Я просто придумал душещипательную историю.
– От которой она повесилась, – засмеялась Катя.
– Почему тебе кажется, что она повесилась из-за моей истории?
– Потому что именно я это устроила. Понял теперь, как ты стал популярным?
– Значит, ты…
– Я, – прервала Чернокнижника Катя. – Я и дальше буду делать так, чтобы ты был на самой вершине славы. Лавры будут возлагать на тебя, но мы будем знать, что и я к ним причастна.
Чернокнижник подошёл к своей подруге и обнял её.
– Ты больше не сердишься на меня?
– Больше не сержусь.
– Катюша, а как поживает Жу-жу? Что-то мы давно не виделись с ней.
– О Жу-жу на время забудь. У неё впереди много работы.
Чернокнижник хотел обидеться, но, вспомнив, сколько денег принёс последний роман, решил стерпеть. Что ни говори, а Катерина была права: если бы не её пиар-компания, вряд ли они получили бы от издательства столько денег. Правда, в результате этой акции погибла женщина… С другой стороны, не Катя же её в петлю засунула? Что касается его, то тут совесть абсолютно чиста. Писатель ничем не стеснён в своей фантазии. Более того, если человек так остро реагировал на художественное произведение, то можно говорить о незаурядности автора, его умении выстроить сильные психологические линии. Да к тому же, Катерина совершенно права: эта баба была просто дурой. И нечего больше о ней думать, нечего забивать свою голову всякой ерундой. Работать, работать и ещё раз работать. Народ ждёт его творений, народ не может без них, народ хочет, чтобы он – звезда, горел на небосклоне удачи всегда и никогда не угасал!
Чернокнижник подошёл к столу, вытащил из ящика записную книжку и собрался кому-то позвонить.
– Кому это ты, на ночь глядя? – спросила Катя.
Чернокнижник ничего не ответил.
– Завтра звони, – сказала Катя, будто на лбу Чернокнижника был написан ответ на её вопрос. – Утро вечера мудренее.
С этим известным утверждением, действительно, трудно спорить. Посудите сами, кого можно застать дома утром? Естественно, того, кто не ушёл на работу. А разве Чернокнижника интересовали люди, которые утром уходили на работу? Ни в коем случае! Его как раз интересовали именно те, кто, оставшись дома, сидели, потупив голову, и готовы были бежать куда угодно и делать что угодно, лишь бы не носить этот постыдный и ужасный титул – безработный. Нельзя, конечно, утверждать, что им было некуда бежать. Нет, места были: можно было наняться, к примеру, грузчиком или дворником, а можно пойти на завод учеником, отложив свой литературный диплом до лучших времён. Зарплата, правда, копеечная, но с голоду не умрёшь во всяком случае. Но разве это выход? Встретит вас, к примеру, знакомый, а вы в грязной спецовке и с метлой в руках. Нет уж, лучше руки на себя наложить, если до этого не издохнешь с голоду. Гордыня – вот истинная причина депрессии, безработица здесь ни при чём. А вдруг зазвонит телефон, и в трубке прозвучит какое-нибудь головокружительное предложение? Нет, этого быть не может. Но, когда верить больше не во что, веришь даже в такую утопию.
Когда Чернокнижник обзванивал своих однокашников, первое, что он слышал, был восторг. На другом конце провода скороговоркой произносились комплементы, будто связь сейчас же оборвут и абонент не успеет высказать всё, что он думает о своём собеседнике. Потом наступала продолжительная пауза. Абонент с замиранием сердца ждал, что вот сейчас прозвучит то волшебное предложение, которого он ждал столько времени. Однако вместо работы предлагалось посетить кафе и встретится всей группой, чтобы вспомнить студенческие годы. Каждый знает, что творится с человеком при таком резко обрушившемся разочаровании. Наступает небольшой шок, и человек еле сдерживается, чтобы не послать куда подальше и вчерашних друзей, и студенческие годы, и сам институт, будь он трижды проклят. Он сдерживает себя в рамках приличия, но не в силу своей воспитанности, а благодаря тому самому шоку, который на время перекрыл дыхание. Через несколько секунд шок проходит, но человек к тому времени уже способен вежливо отказаться.
