– Это я-то голодранец?! – взорвался Колька.
Остальные участники вечера встречи, пробыв в замешательстве несколько секунд, осмотрели себя, и, обнаружив на своих костюмах изъяны, которые, кстати, не имели никакого отношения к селёдке под шубой, решили также наброситься на Кольку, дабы исправить изъяны своего туалета за его счёт. Были и такие, которые сколько не осматривали себя, ничего найти не могли. Они набрасывались на несчастного просто так – за компанию. Ворошилов, который один расправился с целой тарелкой рыбы, потянулся к другой тарелке, на которой оставался последний кусок балычка, но чья-то рука опередила его, ухватила кусок и запустила в Кольку.
– Получи, собака!
Трудно представить, чем бы всё это закончилось, если бы Пётр Сапожников не подхватил Кольку и не выволок его на улицу. Озверевшая толпа рванулась за ним, но вспомнив, что на столе осталось ещё много несъеденного, передумала.
– Паразиты! – сокрушался Колька, когда угроза смерти миновала. – А ещё за дружбу пили!
– При чём тут дружба? – спросил Чернокнижник. – Ты костюмы им испачкал.
– Вот как раз дружба здесь и при чём. Они же из-за пустякового пятнышка убить человека готовы.
– Убить? – Чернокнижник ухмыльнулся и о чем-то задумался.
– Ты думаешь, они сюда из-за студенческой дружбы пришли? Как бы не так!
– А из-за чего же ещё?
– Просто появилась возможность пожрать нахаляву.
– А ты зачем пришёл?
Воспалённое лицо Кольки вдруг поникло. Он осунулся и стал походить на забитую дворнягу, с той лишь разницей, что у него не было хвоста, который дрожит и прижимается к грязному и голому животу.
– Если честно, то я тоже пришёл пожрать.
– Ну и как, пожрал?
– Да, стол просто отличный. Когда я ещё так поем? Кстати, Петька, а кто за всё это платил? Здесь же бабок вложено – немерено!
– Я, – спокойно ответил Чернокнижник.
– Ты? Да разве можно столько заработать? А-а, понял. Ты новый русский.
– Никакой я не новый русский. Просто я не сижу дома и не жалуюсь на судьбу, а работаю.
– Это где же столько платят?
– В издательстве. Я занимаюсь своей специальностью – пишу.
– Ты пишешь? – не поверил своим ушам Колька. – Так ведь сейчас в издательство не пробиться. Там есть свои авторы, а новых они даже не читают. Сапожников, Сапожников, да я и автора такого не слышал.
Николай задумался и посмотрел куда-то далеко-далеко в небо, будто бы в другую галактику.
– Ну, разве что тот…
– Кто тот?
– Нет. Тот, слава богу, живёт в нормальном мире, а не в нашем болоте.
– Ты имеешь в виду…
– А кого же мне иметь в виду? – перебил собеседника Николай. – Он один на свете. Гений. Не чета нам с тобой.
Чернокнижника даже передёрнуло от этих слов. Однако необходимо было соответствовать истинным почитателем литературы, поэтому лицо его приняло черты паломника, который, прошагав полмира, наконец-то приник своим челом к священной земле.
– Ты и не мог нигде видеть моей фамилии, – спустился на грешную землю Чернокнижник.
– Псевдоним? Я совсем забыл про псевдоним.
– Нет.
– Ну тогда я совсем ничего не понимаю.
– Подумай, ты же сам уже почти всё сказал!
– Я?
– «Там есть свои авторы, а новых они даже не читают». Чьи это слова?
– Мои, но, ей-богу, я ничего не пойму.
– Ты когда-нибудь задумывался, могут ли наши популярные авторы столько много написать? Вот просто физически, способен ли человек написать полноценный роман всего за одну неделю?
Лицо Николая вытянулось от удивления. Он что-то подсчитал про себя и почему-то шёпотом сказал.
– Это просто невозможно.
– Однако они пишут, – улыбнулся Чернокнижник.
– Выходит, литературные рабы существуют?
– Ну почему рабы? Насильно их писать никто не заставляет.
– Но присваивать чужие мысли, чужой талант – это же воровство!
– Это бизнес, – поправил собеседника Чернокнижник.
– Значит, ты раб?
– Скорее, ты раб. Вы сейчас из-за куска селёдки чуть не поубивали друг друга, а я…
Николай помрачнел. Губы его резко дёрнулись, так бывает, когда человек хочет сказать собеседнику что-то очень обидное. Однако эту внезапно появившуюся и еле уловимую гримасу сменила другая: отчётливая и вполне определённая. Лицо Николая стало серым и жалким, руки задрожали, глаза стали заискивающими, как у голодной собаки, которая выпрашивает корку хлеба.
– Ты только не обижайся на меня, – тихо проскулил он. – Я не хотел тебя обидеть. Просто, так сейчас это называют. Этих рабов сравнивают с проститутками, которые торгуют своей честью.
– Ты так говоришь, потому что тебе никто этого не предлагал. А что касается чести, то так говорят из-за неуёмной гордыни. Людям не работа нужна, а своя фамилия на обложке. А мужчина должен добывать хлеб насущный в поте лица своего. Неужели можно назвать честью, когда умный и здоровый мужик сидит дома в полной нищете только из-за того, что на титульном листе стоит не его фамилия, а другая?
Собеседник Петра как-то скукожился и как будто стал меньше в размерах.
– Петя, ты же знаешь меня! Я же могу хорошо писать, а главное, быстро.
– Ты так говоришь, будто я главный редактор издательства.
– Но ведь ты работаешь с ними!
– Я имею дело только с посредниками.
– Петя, да я хоть с дворником дело буду иметь! Ну ты же сам говорил, что всё это пустая гордость. Главное – результат.
– Хорошо, я поговорю, но ничего тебе не обещаю.
Из кафе на улицу вышла большая группа сильно подвыпивших парней. Они встали кружком и, достав сигареты, закурили.
– Вот что, Коля, давай-ка домой, а то твои приятели вспомнят про селёдочную бомбу…
– Тамбовский волк им приятель, – зло ответил Николай. Однако он решил не испытывать судьбу и вскоре ушёл домой.
Пётр ещё три раза выходил курить с бывшими институтскими приятелями, и всякий раз после долгих разговоров собеседник Петра сутулился, мрачнел и горбился. Он заискивающе и с надеждой смотрел в глаза Чернокнижника и, разглядев в них надежду, уходил домой, не только не простившись со своими друзьями, но и бросив в их сторону злой взгляд, ругательство, а то и проклятье.
* * *
Придя домой, Катерина застала Петра за рабочим столом. Он чертил какие-то линии, квадратики, стрелочки, и даже не заметил, как к нему подошли.
– Господи, как ты меня испугала! – воскликнул он, когда она положила ему на плечо свою руку.
– Что это ты рисуешь?
– Это план предстоящего сражения.
Катя села рядом и с интересом стала разглядывать загадочные квадратики.
– Вот это, – стал объяснять ей Чернокнижник, показывая на четыре квадратика, – литературные рабы. Они должны написать четыре самостоятельные истории, которые в конце должны пересечься и образовать развязку всего сюжета.
