Проголосовали… Вот так я и стал экономическим советником постпредства СССР в Лиге Наций и «приостановленным членом» ЦК с непонятным и неопределенным статусом, никаким параграфом Устава партии не предусмотренным, но и без формального нарушения этого Устава. Вроде и не исключили (ибо как будто бы не за что), и в то же время выпихнули вон, что будет однозначно воспринято всеми как своего рода наказание. И заодно брошена тень подозрения в том, что понижение статуса связано с близостью моих взглядов с «правым уклоном» – раз уж попал под одну гребенку с правыми.
Последней попыткой «правых» на Пленуме отстоять для себя хотя бы какие-то позиции для продолжения политической борьбы, было внесение ими поправки в резолюцию о хозяйственном положении. В поправке указывалось на необходимость решительной борьбы с левым уклоном. Однако большинство сходу отвергло эту поправку, заявив устами Куйбышева:
– Партия уже неоднократно принимала решения насчёт борьбы с левым уклоном, и вылазки леваков были успешно партией разгромлены. Да и в данной резолюции есть немало конкретных указаний о борьбе с леваческими приемами в хозяйственной работе. Поэтому поправку «правых» нельзя расценить иначе, как попытку затушевать тот факт, что правоуклонистская болезнь на данный момент представляет наибольшую опасность.
Особенно кислым выражение лиц «правых» стало после того, как была принята резолюция о проведении чистки партии. Хотя конкретно о правом уклоне там не говорилось, но насчет освобождения партии от всех политически нестойких элементов, уклоняющихся от генеральной линии или не проявляющих активности в ее защите, было сказано недвусмысленно. Понятно, что пройти через чистку тем, кто проявлял симпатии к «правым» взглядам, будет очень и очень нелегко.
Поэтому вскоре после пленума началась череда публичных выступлений многих сторонников Бухарина Рыкова и Томского с осуждением своих прежних взглядов и с поношением своих бывших кумиров. Каялись, конечно, не все, но стойких оказалось довольно мало. Это подтвердило мои предположения, что среди сторонников «правых» далеко не все отстаивали свои убеждения – хватало и тех, кто приспособил свои личные интересы к системе нэпа и ничего не хотел менять, да и тех, кто просто неправильно просчитал, на кого делать ставку.
Оставалось удивляться прозорливости Михаила Кольцова, который еще в 1928 году, в бытность свою редактором журнала «Крокодил» напечатал «проект полемической статьи», предлагая его как своего рода образец для тех, кто публикуется в советской прессе. В тексте статьи нагромождались филиппики в адрес русского великодержавного шовинизма, с приведенными вполне к месту цитатами из Ленина, который не раз сам высказывался в подобном духе. Однако в последнем абзаце «проекта статьи» читатель вдруг обнаруживал заявление, что автор ее «охотно и радостно» берет обратно всё, что в статье написал, что он признает свои ошибки и отрекается заранее от всех, разделяющих взгляды, высказанные им в статье.
Да, любители «колебаться вместе с линией» уже тогда были заметны в партийных рядах, а сейчас, в связи с нападками на «правых», их число резко возросло. Сами лидеры правого уклона, надо сказать, тоже поспособствовали такого рода покаянным настроениям. Хотя сами они каяться еще не начали, до меня дошли слухи о том, что тройка лидеров «правых» вовсю уговаривает своих самых стойких сторонников не высовываться, не переть против течения, а если придется – то и покаяться.
– Поймите, – оправдывал свои увещевания Бухарин перед своими верными учениками, – я никогда не прощу себе, если кто-нибудь из вас пострадает из-за близости ко мне и приверженности моим взглядам.
Меня эти дрязги непосредственно не касались, тем более, что мое время теперь целиком занимали сдача дел в ВСНХ и подготовка к отъезду в Женеву. Орджоникидзе был явно удручен моей «дипломатической ссылкой», безуспешно пытаясь выдернуть на мое место кого-нибудь из опытных работников других ведомств. Но за хороших специалистов все наркомы держались руками и ногами, стараясь не отпускать. А когда Георгий Константинович попытался решить проблему через Политбюро, то оказался несколько обескуражен.
– Не понимаю, чем они там думают! – бросил он в сердцах, пригласив меня для беседы в свой кабинет. – Оказывается, видите ли, что от должности моего заместителя тебя никто отстранять и не собирался! А кто будет тащить весь этот воз работы в твое отсутствие? Где я найду толкового специалиста, который согласится пахать в качестве временно исполняющего должность, да еще и на неопределенный срок?! – председатель ВСНХ всё более распалялся, дергая лицом и топорща усы, а потом вдруг замолчал и уже более спокойным голосом произнес:
– Ладно, поделю твои заботы между оставшимися заместителями… Ты тут сам прикинь, кому какие дела лучше отдать.
Не лишаясь места в ВСНХ, я в то же время был оформлен на работу в Народный комиссариат иностранных дел. А вскоре все ответственные работники, делегируемые в Женеву, были собраны на совещании у Литвинова. НКИД в это время располагался буквально через дорогу от места работы моей жены (и моей второй работы) – на углу Кузнецкого моста и Большой Лубянки, в большом доходном доме, построенном в годы Первой русской революции по заказу Российского общества страхования от огня. Перед зданием, в открытом дворике дома, стоит бронзовый памятник убитому в Швейцарии Вацлаву Вацлавовичу Воровскому, до сих обращающий на себя внимание своей необычной позой.
На совещании Литвинов был строг и сосредоточен.
– Еще раз напоминаю вам, что, в отличие от обычной процедуры, СССР не подавал прошения о приеме в Лигу Наций, а получил приглашение принять участие в ее работе. Исходя из этого, должна быть соответствующим образом выстроена и протокольная часть – наша делегация не должна выглядеть смиренными просителями, которых допускают к заседаниям, а продемонстрировать, что мы занимаем свое место по полному праву. Понятно, что империалистические государства, задающие тон в Лиге, постараются умалить тот факт, что они вынуждены пригласить к себе СССР в качестве великой державы, и попытаются поставить нас в рамки обычных протокольных процедур.
– Но мы же не можем пойти на открытое нарушение принятого дипломатического протокола… – протянул неуверенный голос из-за моей спины.
– Что для нас важнее – святость дипломатического протокола или авторитет Советского Союза? – Максим Максимович свозь стекла очков устремил тяжелый взгляд на возражавшего. – А чтобы избежать мелочных распрей в процессе подготовки нашего участия в работе Лиги Наций, наша делегация появится в Женеве только в самый последний момент. 30 или 31 октября ожидается официальная телеграмма правительств государств – членов Лиги Наций о нашем приглашении. ЦИК СССР немедленно ответит согласием, думаю, не позднее понедельника, 3 ноября. Поэтому, чтобы успеть на заседание Ассамблеи, мы выезжаем в Женеву через Париж в субботу, 1 ноября, и остановимся во французском городке Эвиан, в десяти минутах езды от Женевы. Дальнейшие инструкции получите на месте.
