надо, чтобы поесть.
Габриэль с женой гордо шествовали во главе их маленькой процессии, держались за руки и дружелюбно кивали каждому, кто их узнавал. То есть всем. Рем к собственному отвращению почувствовал, что его, Кану и Дези тоже облизывают взглядами. Кто-то шептался, не сводя с них глаз. Рем нахмурился и упер взгляд себе под ноги, чтоб случайно не наступить на искрящийся подол Аманды. И как ему свалить, когда чужие глаза наставлены на него, как прожекторы?
Как едва ощутимо коснулась его плеча. «Не переживай, им быстро надоест», — улыбнулась она, но и сама продолжала осматриваться.
В центре зала была небольшая сцена, над которой дрожали голограммы — портреты кандидатов и описания их политических программ. Оказывается, у Тимидо и Никколо были конкуренты. Судя по лицам гостей, они тоже услышали об этом впервые.
Габриэль дошел до высокого стола и только там выпустил руку жены. Их тут же обступили другие гости, принялись здороваться и обмениваться комплиментами. Рем не стал сопротивляться, когда поток людей оттеснил его от столика, как мелкую помеху. По сути, он такой и был. Дези тоже оказалась за пределами избранного круга. Кана держала ее под руку, как давнюю подругу. Поймав взгляд Рема, ученая кивнула, мол, не беспокойся. Рем сунул руки в карманы и начал медленно обходить зал. Кана и Дез, со своей стороны, двинулись в противоположном направлении.
Из колонок лилась старая музыка. Гости вальяжно прохаживались, демонстрируя друг другу свои наряды и обсуждая «актуальную климатическую политику», а когда лишние уши удалялись, рассуждали кто с кем спит. Несколько богатеньких дамочек даже пытались ухватить Рема за руку и познакомиться, а тот не мог отделаться от ощущения, что уже видел их в спикизи-баре, наглаживающими булки молоденьким танцорам.
Прогулочным шагом он выбрался из зала в галерею. Нашел указатели к туалетам и помещениям «только для персонала». Как и везде, они почему-то располагались по соседству.
«Большую часть времени это здание — крупнейший научный центр на континенте. Но раз в несколько лет Дворец Науки открывает свои двери для простых смертных и повзволяет нам провести здесь открытие выборов. Таким образом мы отдаем дань ученым и напоминаем себе, что если бы не развитие науки, человечество бы не пережило страшные кризисы, причиной которых стало», — голос разносился по коридору гулким эхо. Рем повернул в галерею и увидел Мартина Никколо в окружении десятка человек с диктофонами и камерами. Они жадно слушали каждое его слово. Рем опустил глаза и попытался побыстрее пройти мимо, но Никколо заметил его.
— А, вот вы, молодой человек! Вы — само воплощение будущего. Вы молоды, полны сил и амбиций. Как вы считаете, на что должна быть направлена политика, чтобы вы унаследовали мир как достойное место для жизни?
Журналисты тут же повернулись к нему и потянули свои диктофоны и микрофоны прямо к его рту. «Да еб твою мать», — только и подумал Рем, но вслух ответил.
— Э-э-э. Свобода равенство и братство, — выдавил он, про себя пытаясь вспомнить, из какого это фильма. А впрочем, неважно. Никколо громко рассмеялся, перетягивая на себя внимание журналистов. Последняя камера отвернулась от Рема, и только в этот момент он вспомнил, как дышать.
— Как видите… э-э-э… сегодняшние молодые люди настроены очень серьезно и радикально. И это правильно! Мы обещали им новый мир, который будет ничем не хуже прежнего, и мы…
— А как насчет высказывания Марион Рамирес, которая утверждает, что для благополучного процветания Лас-Риаса у избирателей должно быть больше двух кандидатов, за которых они голосуют? — тут же оттарабанила вопрос молодая журналистка с розовыми волосами. Никколо растерялся.
А Рем поторопился свинтить подальше.
Туалет с собственным музыкальным сопровождением. Ну вы когда-нибудь видали такое? Он еще на щумоизоляцию нарадоваться не успел, а тут такое.
Рем закрылся в кабинке, отмотал бумаги и принялся промакивать успевший пропотеть затылок. Затем достал из кармана таблетницу. На дне лежали две последние «витаминки». Рем несколько минут гипнотизировал их, прокручивая в памяти слова Каны. И чем дольше он отговаривал себя не жрать эти таблетки, тем яснее понимал, что по-другому просто не переживет этот вечер. Мысли копошились, звуки сбивались в какофонию, виски ломило от нараставшей боли. А ему нужно было предельно сконцентрироваться. Рем вытряхнул таблетку на ладонь и проглотил. Он уже собрался выходить, когда услышал шаги.
— Ну, есть что-то подозрительное? — Никколо, видимо, отделался от журналистов и теперь намывал руки в раковине. — Или ты смог унять свою паранойю.
— Тимидо привел с собой ученую и девчонку из Нижнего города. Скорее всего, они будут говорить о неравенстве и…
— Было б кому на это не насрать, — вздохнул старик. — Что насчет личной безопасности?
— Ничего подозрительного не замечено.
— Хороший ответ, — хлопок по плечу и удаляющиеся шаги.
Хлопнула дверь соседней кабинки. Рем переждал пару секунд и вышел, и тут же наткнулся на Гектора Риву. Тот удивленно вскинул брови, заметив Рема, но ничего не сказал. Только кивнул в знак приветствия. То ли таблетка начала действовать, то ли Рем уже потратил все нервные клетки, но ему хватило спокойствия поприветствовать инспектора в ответ.
— Часто приходится тусоваться на таких встречах? — осклабился он.
— Чаще, чем хотелось бы, — кивнул Гектор. — А откуда ты? Я не спросил в прошлый раз.
Рем запнулся, а потом выдавил улыбку в стиле Тимидо.
— Да из… Неважно, в общем. Этот район уже перестроили нахрен, — отмахнулся Рем. Рот Гектора разошелся в хищной улыбке, Рем напрягся, готовый то ли защищаться, то ли бежать, но дверь распахнулась, впуская шумную компанию мужчин в костюмах. Рем тут же выскочил в коридор и вернулся в зал.
Он поискал глазами Кану и Дези. Цветастое кимоно ученой выделялось мягким блеском на фоне сверкающих платьев местных леди. Рем двинулся было к ним, как вдруг его перехватил Габриэль. Схватил за локоть и отбуксировал в угол, к свободному столику.
— Ты где ошиваешься?
— Осматриваюсь.
— А под камеры тебя кто просил лезть? — шипел мужчина. На его лице не осталось ни тени обычной веселости. Только раздражение.
— Да кому какая разница, — пожал плечами Рем, но Тимидо только сильнее стиснул его руку.
— Думай головой, Рамон. Думай. Головой. Второй такой
