– Она не сделала бы этого в одиночку, – сказал Джекс. – У нее должен был быть сообщник.
Тут у меня был очевидный выбор.
– Юджи Оно?
– Уверен, он. Но я имел в виду кого-то изнутри.
– Ее мужа.
Этот разговор зациклился.
– Да, но дело в том, Анни, и может быть ты этого не понимаешь, но от отравления Микки больно как никому другому. Он следующий в роду наследует Шоколад Баланчина. Отравление уверило всех, что он и Юрий слабы. – Джекс пробежался пальцами по незримым волосам. – Что насчет Толстого? Нет, Толстый бы никогда. Слишком сильно любит шоколад. И тебя. А адвокат, работающий на вас?
– Мистер Киплинг? – спросила я.
– Нет, Саймон Грин.
Последнее имя, которое я ожидала услышать от Джекса.
– Откуда ты знаешь Саймона Грина?
– Встречал его годы назад в лагере, когда мы оба были детьми.
– В лагере? Где это ты был?
– Нигде. Вероятно, в этой семье я не единственный бастард.
– Что ты такое говоришь?
– Ты разве не подозревала?
– Подозревала о чем?
– Что Саймон Грин связан родством с Юрием. Или даже твоим отцом. И если это правда, можно поверить...
Я встала и треснула Джекса по его обезображенному поломанному лицу. Я стала сильнее за месяцы ручного труда и ощутила, как от моей руки сминается щека.
Ко мне подбежал охранник и оттащил подальше от Джекса. Меня попросили покинуть остров Рикерс.
– Все хорошо, Аня! Мне жаль. Я не хотел выказать неуважение к твоему отцу, – отчаянно заорал мне в спину Джекс. – Я больше не могу здесь оставаться! Ты знаешь, что я не имею ничего общего с отравлением и не должен быть здесь. Ты должна мне помочь, Анни. Я могу здесь умереть, Анни! Попроси отца твоего парня помочь мне!
Я не обернулась, потому что охранник толкал меня в сторону выхода. Будь даже я физически в состоянии это сделать, то не стала бы.
Это проблема Джекса. Он сболтнул что в голову взбрело. Папа говорил, что людей, которые говорят что угодно, следует игнорировать.
Но что папа знал? Став старше, я стала удивляться тому, что многое из сказанного им оказалось наугад.
Только взгляните, как успешно Джекс впрыснул в мою голову яд.
Дейзи Гоголь поджидала меня снаружи помещения для посетителей.
По пути домой, в автобусе, в котором я ехала, холодно не было, но я задрожала.
– Что такое, Аня? – спросила она.
Я сказала ей, что человек, с которым я виделась, сказал гадость о моем мертвом отце.
– Этот человек, безусловно, преступник, – сказала Дейзи.
Я кивнула.
– И лжец?
Я снова кивнула.
Дейзи пожала своими покатыми плечами.
– Думаю, безопаснее выбросить его из головы.
Дейзи порывисто обхватила меня своими мускулистыми руками и прижала к груди.
Она права. Слова Джекса не могли быть правдой. Я не хочу расспрашивать мистера Киплинга об этом. Я не хочу вспоминать. Не хочу, чтобы сестра это слышала. Хотелось стереть это из своего мозга. Поместить с вещами, о которых узнала за школу и которые мне не понадобятся: линию Гекаты в Макбете, теорему Пифагора и собственную преданность отцу. Прошло, все прошло.
(Примечание: если у меня будет дочь, первым делом я дам ей совет, что злостное невежество почти всегда есть ошибка.)
***
Добравшись до дома, мне нужно чем-нибудь занять мысли или хотя бы руки. Я решила разобрать вещи Имоджен. Много у нее их не водилось – книги, одежда, туалетные принадлежности – но полагаю, ее сестра хочет их вернуть. Случись такое с Нетти, я бы тоже захотела забрать ее вещи (А что случилось с вещами Лео?)
В тумбочке Имоджен я обнаружила экземпляр «Холодного дома» Нетти, я дарила ей на день рождения. Сколько воды утекло. Это был довольно длинный роман, Имоджен прочитала всего около двухсот страниц. Бедная Имоджен больше никогда не узнает конец этой истории.
Я только собиралась бросить сумочку Имоджен в коробку, как заприметила в ней книгу в кожаном переплете. Я открыла обложку. Тот самый дневник, о котором упомянула Нетти.
Я полистала страницы. Ее каракули выглядели знакомыми – крошечный, женственный и наклонный почерк.
Этот личный дневник начинается около двух лет назад. В основном она описывала прочитанное. Заядлой читательницей я не была и находила все это довольно скучным. Однако запись, сделанная больше года назад, за февраль 2083 года бросилась мне в глаза:
«Здоровье Г. ухудшается с каждым днем. Мистер К. попросил помочь ей умереть».
Несколькими неделями позже:
«Дело сделано. Г. отправила детей на свадьбу. Мистер К. отключил электроснабжение здания на час. Я ввела Г. наркотики, страдать она не будет & я держала ее за руку & мистер Киплинг за другую & наконец глаза ее сомкнулись & сердце остановилось. Покойся с миром, Галина».
Я запустила книгу через всю комнату, и когда она приземлилась, расслышала нежный плач страниц. Имоджен Гудфеллоу помогла бабушке совершить самоубийство! А мистер К. – это определенно мистер Киплинг.
Я бросила дневник в холщовую сумку и поспешила к дому мистера Киплинга. Небо весь день было угрожающе серым, но исполнило угрозу только вечером – пошел сильный дождь. Ни я, ни Дейзи Гоголь, настоявшая пойти со мной, зонтики не прихватили и промокли к тому времени, как добрались до квартиры мистера Киплинга в Саттон-Плэйс.
Я редко навещала его здесь. Большинство дел могло подождать до утра. Я попросила портье позвонить, но он узнал меня и махнул в сторону лифта. Дейзи Гоголь решила остаться в холле.
Дверь открыла Кейша, жена мистера Киплинга.
– Аня, – сказала она, протягивая ко мне руки. – Ты промокла насквозь и замерзнешь. Проходи. Я принесу полотенце.
Я вошла в прихожую, забрызгав их мраморный пол.
Кейша вернулась через минуту с полотенцем и мистером Киплингом.
Лицо мистера Киплинга выражало беспокойство.
– Аня, что такое? Что-то случилось?
Я сказала ему, что нам нужно поговорить наедине.
– Да, конечно, – согласился мистер Киплинг. Он проводил меня в свой домашний кабинет.
Одна стена полностью покрыта фотографиями. Преимущественно жены и дочери, но также попадались мои отец и мать, я, Нетти и Лео. Я заметила одну или две с Самоном Грином.
Я выложила дневник на деревянный стол.
– Что я вижу?
– Дневник Имоджен.
– Я и не знал, что она завела его.
Я сказала, что тоже не знала.
– Она говорит кое-что, – я помолчала, – кое-что о вас.
– Мы были друзьями, – ответил мистер Киплинг. – Не понимаю, о чем ты говоришь, пока ты не объяснишь мне.
– Вы с Имоджен убили бабушку?