– Я не собираюсь нравиться тебе. Мне нужно только узнать, ты подготовила убийство или нет.
Уголки нижней губы Софи опустились вниз, выражая поддельный ужас.
– Воскресенье, Аня. Мы же в церкви! – она прерывалась. – Никто помимо Лео не погиб; возможно, ты приняла случившееся за предупреждение.
– А что насчет твоего собственного кузена? Тео очень пострадал.
– Он не должен был вмешиваться. Я всегда ненавидела эту семейную ветвь, и они всегда ненавидели меня. – Это не может быть правдой. Почему тогда они были добры ко мне, заставившей верить, что я подруга Софии? – Но все это в прошлом, Аня. А что ты собираешься делать сейчас? Если убьешь меня, это будет пустая трата усилий. Мои родственники из Германии придут за тобой и Натальей, и мы, Биттеры, заставим Баланчиных выглядеть крольчатами.
Она обнимает меня и шепчет на ухо: – Я ничего не предпринимала насчет смерти Лео. Это мой муж. Он сентиментален и идиот. Раз уж ты не согласилась выйти за Юджи, он не преминул воспользоваться случаем и узнать у него, где Лео и убить его. – София отошла от меня на шаг, но снова придвинулась поближе поцеловать меня.
– Какая утрата. Юрий был стариком, а Лео никого в Японии не тревожил.
– Я не понимаю. Зачем убивать нас? Никто из нас не занимается шоколадом.
София рассмеялась.
– Ты знаешь о проблемах «Шоколада Баланчина»? Не то, что это организованная преступность, а то, что не организована твоя семья. Такая неорганизованная компания как «Шоколад Баланчина» наслаждается преимуществом на рынке беспричинно. Ты хоть представляешь, как мне было трудно? Я думала, выйдя замуж за твоего кузена, получу шанс прибрать все к рукам...
Однажды «Шоколад Биттера» провалился, – сказала она. На немецком рынке было слишком много конкурентов, а единственный способ спасти бизнес – это перевезти его на чужую территорию. После смерти моего отца они узнали о беспорядках в «Шоколаде Баланчина», потому очевидный выбор пал на Америку. Она со своим приятелем из старшей школы Юджи Оно задумали план, согласно которому оба создают на американском рынке хаос и устремляются делить плоды. Она сделала ход с отравлением. Свадьба Софии и Микки была другой частью стратегии, разработанной Юджи Оно. Испорченные продукты питания Баланчина нужно было чем-то заменить – а почему бы и не маркой Биттеров? Простаивали целые склады, забитые несъеденным горьким шоколадом.
Была только одна проблема: в какой-то момент Юджи Оно передумал насчет желания уничтожить Баланчиных.
София при этом закатила глаза.
– Он разглядел в тебе потенциал. И убедил Микки тоже его увидеть. Поэтому вместо того, чтобы погрести Баланчина под землей, он намеревался его сохранить. Для тебя, Аня. Я тогда подумала, как все было неправильно. Я торчала в этом ужасном городе замужем за скучным человеком. И поэтому делала все, что было в моих силах.
– Ты все еще не ответила, ты ли это пыталась убить нас с Нетти.
София тряхнула головой.
– Вы обе живы, ведь так? Какая разница, если попытки были неудачными? Это в прошлом, я так скажу.
– Твоего кузена почти убили! Моя подруга Имоджен погибла! А все из-за чего? – Я обхватила ее шею, но не сжала, а она не закричала.
– Из-за вполне обычных вещей, Аня. Из-за денег. И крошечной частички любви. – Она прервалась. – Что, если я пообещаю уехать? Что, если я вернусь в Германию и мой брак с Микки будет расторгнут? Можешь расправиться с ним за смерть брата без меня. Или просто позвонить сегодня же днем.
Брата за отца. Что, если мы никогда не увидимся снова?
– А почему я не могу просто убить тебя?
– Здесь? В соборе святого Патрика? Такая хорошая католичка как ты? Я поверю, если увижу собственными глазами.
София рассмеялась.
– Ты не хочешь меня убивать, потому что ты не убийца. Вот что я сказала Юджи Оно, впервые увидев тебя. Этот ребенок может быть смышленее наших кузенов, но у нее кишка тонка для нашей стратегии.
– Это не так.
– Считаешь себя крутой, отрезав руку наемнику. Травмировать кого-то недостаточно жестко, особенно когда вообще-то собирался его убить. Сейчас умным решением было бы вытащить из-под пальто мачете и ударить меня прямо в сердце, либсен. Но ты не хочешь. Не завидую тебе. Дочери полицейской и преступника. В твоем сердце полным ходом идет война с самой собой. Итак, ты меня отпустишь. Считаешь, что ты в раздумьях, но решение принято.
Я убрала с ее шеи руки и она начала потихоньку пятиться от меня.
Я подбежала и вонзила мачете в бок, лезвием рассекая ее кашемировое пальто.
– Черт. Это было любимое, – сообщила София.
– Скажи только одну вещь. Кто помогал тебе? Ты не могла провернуть отравление в одиночку. Это должен быть кто-то из нас. Толстый?
Она отрицательно мотнула головой и паук на ее шляпке подпрыгнул вверх-вниз.
– Юрий? Микки? Джекс?
Она прищурилась, словно это могло помочь получше разглядеть меня. Губы ее сложились в подобие улыбки.
– Молодой юрист, – шепнула она.
– Саймон Грин... Саймон не мог.
– Мог. Он ненавидит твоего отца, Аня. И тебя тоже.
– Я не верю тебе. Саймон Грин не ненавидит меня. – Я не могла перестать думать о том, что сказал Джекс.
– У людей на все есть причины под солнцем. – София пожала плечами. – Все наши карты на столе. Зачем мне лгать?
Она повернулась и быстрым шагом вышла из церкви. Жаль, что убить ее я не смогла, но София была права: я все еще была католичкой, достаточно хорошей, чтобы не делать таких вещей в церкви.
Я заколебалась. Подумала, что могла бы вместо этого убить ее на ступеньках.
Я собиралась броситься вдогонку, когда по голове меня ударило что-то тяжелое.
Несмотря на воспитание, должна признаться, что произнесла имя Господа всуе.
Я повернулась вовремя, чтобы разглядеть, как прямиком в мой лоб летит Библия.
Перед ударом София Биттер рассмеялась.
***
Я прихожу в себя на больной койке. Чувствовала я умеренную боль и невероятное раздражение. Я позволила Софии Биттер уйти. Кто знает, где она или какую беду она навлечет? К тому же я устала от пребывания в больнице почти так же, как от Свободы.
Мне нужно идти. Я встала, чувствуя себя несколько одурманенной. В больнице я пробыла недолго, а потому на мне до сих пор моя одежда. Я нашла обувь (но не мачете) в шкафу. Зашла в ванную – подытожить свои травмы. Огромные шишки на лбу и затылке. Вторую я под волосами не разглядела. Если не считать их, то я в целости и сохранности.
Я высунула голову в дверной проем. Медсестер, казалось, не было, поэтому я сделала свой ход. Прошла по коридору, затем мимо стойки регистрации. Меня никто не заметил. В зале ожидания я увидела Дейзи Гоголь и Нетти. Лицо сестры было покрасневшим и заплаканным, а Дейзи – бледным и напряженным.
