– Вертихвостка! – заявил он. – Охмурила, окрутила. Под твою дудку пляшет! Смотри, Глеб, быть тебе под каблуком. Запомни, женщина в семье должна знать свое место, иначе… Имей в виду, в этом доме глава семьи – ты.
– Так оно и есть, – подтвердил я и добавил строго: – Валентина, марш на кухню – мы голодны!.. Я правильно трактую, Валерий Алексеевич?
– Для начала недурно, но вяловато. Надо активней воздействовать на нервные центры в преддверии ужина, – порекомендовал Сюняев. – Теперь я хотел бы точно выяснить: ты мне зять, или не зять?
– Зять-зять, – подтвердила Валентина из кухни.
– Тогда, во-первых, я бы желал настоять на юридическом закреплении этого э-э… статуса.
– Но вы не настаиваете на немедленном совершении таинства?
– Нет, разумеется, но и тянуть не следует. Во-вторых, я желаю иметь встречу с твоими родителями.
– Может быть, свадьбу устроим, все и утрясется разом, – предложил Куропаткин, присутствующий тут же, и с интересом наблюдавший за развитием сюжета.
Уж не знаю, почему, но после этой солидной фразы Вася совершенно несолидно хихикнул.
– А вы, молодой человек, совершенно напрасно проявляете скепсис. Свадьба, между прочим, укрепляет семейные узы. Это обряд, долженствующий продемонстрировать брачующимся всю важность и последующую значимость… э-э… и так далее. Это рубеж, перешагнув который, молодые перестают быть молодыми и… э-э-э… соответственно, становятся зрелыми. К тому же, шутки шутками, но могут быть и дети… Валентина! – гаркнул он, – как там насчет детей?
– Все в порядке, папа, не волнуйся, – послышалось из кухни.
Я изобразил на лице какое-то подобие смущения, и для убедительности покраснел. Куропаткин, впоследствии, утверждал, что я сделался красным, как рак. Я, в свою очередь, утверждал, что сам Василий сделался розовым, как поросенок. Замечу: я не утверждал, что он таковым и является. Я упирал на чисто внешнее сходство.
– Короче, – продолжил Сюняев, – я бы предложил вам венчаться в церкви, но не уверен, что это возможно.
– Великолепная мысль, – поддержал Куропаткин. – Совершенно непонятно, что мешает воплотить ее в действительность.
– Тут есть тонкости, – важно сообщил Сюняев. – Венчание может состояться только при том условии, что вступающие в брак имеют одинаковое вероисповедание, а в отношении Глеба я не имею никаких сведений.
– Ага.., – произнес я озадаченно. – Но относительно своего вероисповедания я тоже не имею никаких сведений. А какого вероисповедания Валентина?
– Она православная, – невозмутимо ответствовал Сюняев. – Я лично ее окрестил. То есть, не я, конечно, но я при сем присутствовал.
– Неужели вы, Валерий Алексеевич, верующий? – воскликнул Куропаткин.
– Это… м-м… не совсем корректный вопрос… Но когда же, в конце концов, подадут ужин? Валентина, что там у тебя?.. Наши желудки переполнены ожиданием!
– Пять минут ожидания ваши желудки переварят? – с очень натуральной сварливой ноткой в голосе откликнулась Валентина.
– Но не больше!.. Надо изготовиться к трапезе, – заявил Сюняев, церемонно поклонился, и направился в туалет.
Мы же с Василием отправились на кухню, с тем, чтобы оказать давление на персонал и снять, при возможности, пробу. В конце концов, Валентине могло прийти в голову отравить родного отца, от чего я ее и предостерег, потому что она готовила нечто очень замысловатое, название которому еще не придумало человечество.
Если Валентина и хотела кого-либо отравить, она просчиталась.
Валерий Алексеевич в первые пятнадцать минут сытости оказался чрезвычайно благодушным. Он на все лады расхваливал кулинарные способности дочери, намекая на то, что мне повезло в гораздо большей степени, нежели можно было предположить вначале. От какого именно момента следует начать отсчитывать упомянутое начало, он уточнить не изволил. Я, впрочем, и не настаивал. Куропаткин, правда, втиснулся в разговор, и попытался настоять, но ему очень быстро заговорили зубы. Валентина сияла всеми оттенками счастья и была необычайно хороша! Никаких признаков буйного нрава, только нежность и любовь во взоре, и будь я в этот момент папой, а точнее, любимым папочкой, я бы таял, как масло на сковородке. Что, собственно, и делал Валерий Алексеевич.
Кончилось тем, что Валентина подала к кофе маленькие бокальчики, и разлила по ним коньячок. Сюняев только крякнул.
– Вот это сервис! Ладно, так и быть, – сказал он. – Выкладывай, что там у тебя? Небось, опять нашкодила?
Валентина покраснела, порывисто обняла отца за плечи и что-то прошептала ему на ухо.
– Погоди, погоди, а откуда ты знаешь? Еще и двух недель не прошло.
– Я ходила к врачу, и сделала тест.
Сказав это, Валентина очень натурально потупилась. Я не могу передать выражение, возникшее на лице тестя. Это – невозможно. Представьте себе закат после дождя. И солнечный луч, и облака у края горизонта… Нет, это невозможно! Еще не придуманы эти поэтические образы, этот водопад сравнений и метафор, эти сказочные суффиксы и фантастические корни. Да разве жалкие восклицательные знаки и унылые многоточия способны связать воедино эти красочные лексемы?! Нет!.. Тысячу раз нет!!!
Я все понял без слов.
– А-а! – возгласил Валерий Алексеевич. – Каково?! Вот это темпы!
– Тс-с! – сказала пунцовая Валентина и заговорщицки приложила палец к губам.
– Так-то! – громогласно подвел черту Валерий Алексеевич. – Но смотри у меня! Это будет внук, я вам говорю!!!
Хотя я уже все понял, но смысл понятого не сразу достиг интеллектуальных центров. А вот мысливший с быстротой молнии Куропаткин мгновенно ухватил суть:
– А-а-а! – взревел он. – Рысью в галоп! Шашки вон!
И, не медля ни секунды, разлил еще по бокальчику. Сюняев машинально выпил, и они с Васей еще минуты три выливали друг на друга свои ощущения.
А я смотрел на Валентину. И впервые в ее глазах прочитал не свои, а ее собственные мысли:
"Ну, что, дружок?.. Ты ведь втайне от себя надеялся, что как-нибудь обойдется. Теперь-то понял, что все? Ты мой, дружочек, мой… И эту чашу ты выпьешь до последней капли!"
Я взял свой сосуд, кивнул ей, дескать мол, а куда деваться? И выпил.
Кончилось тем, что мы выпили еще три раза подряд, и на какое-то время я отключился полностью. Сказались трудности осмысления моего нового положения. А когда пришел в себя, обнаружил, что Куропаткин и мой тесть сцепились в яростной схватке:
– …А я тебе говорю, что команда "шашки вон!" подавалась только в казачих войсках, – вдалбливал Васе Валерий Алексеевич.
– Па-ардон! – отбивался Василий. – А в регулярной кавалерии? А гусары? А драгуны?!
– Ничего подобного! "Шашки наго-ло!"… То есть, тфу!, какие шашки!..
