Аманду это не впечатлило.
– ГДЕ ты собираешся работать? – только и спросила она; вероятно, это означало, что в «НоваТы» работает кучка омерзительных подлецов, которые наживаются на человеческих фобиях и опустошают банковские счета доверчивых, не уверенных в себе людей. Оказалось, что у Аманды была какая-то подруга, которая подписалась на пятимесячный план «НоваТы» – избавление от депрессии, морщин и бессонницы одновременно, – и эта подруга шагнула за грань – точнее, из окна своей квартиры на десятом этаже, – напившись настойки из коры какого-то южноамериканского дерева.
– Я в любой момент могу им отказать, – сказал Джимми, выслушав эту байку. – Вступлю в стройные ряды хронически безработных. Нет – пожалуй, стану жить на содержании у красивых женщин. Вот как сейчас, например. Шутка, шутка, только не бей меня!
Несколько дней Аманда молчала больше обычного. Потом сказала, что творческий кризис прошел, она придумала следующее ключевое слово для проекта «Гриффити».
– И что это за слово? – спросил Джимми, делая вид, что ему интересно.
Аманда вгляделась в его лицо.
– «Люби», – сказала она.
Джимми переехал в маленькую квартиру в ОП «НоваТы»: спальня в алькове, тесная кухня, мебель в стиле пятидесятых. Жилище мало чем отличалось от его комнаты в академии, но, по крайней мере, тут водилось меньше фауны. Вскоре Джимми понял, что с точки зрения корпорации является просто-напросто пишущим рабом. Его задачей было работать мозгами – по десять часов в день блуждать в лабиринтах синонимов и дебрях пустословия. А потом наверху оценивали то, что он написал, и возвращали на доработку. Нам бы хотелось более… менее… не совсем то. Но со временем он стал делать успехи, что бы это ни значило.
Косметические кремы, тренажеры, энергетические батончики, которые превратят ваши дряблые мышцы в сногсшибательную мускулатуру древнегреческой статуи. Таблетки, которые сделают вас толще, худее, лысее, волосатее, белее, темнее, чернее, желтее, сексуальнее и счастливее. Задача Джимми – описывать и восхвалять, изображать доступное – о, такое доступное. Надежда и страх, желание и отвращение – все это был его инвентарь, ими он жонглировал. То и дело он придумывал новые слова – напрягаемость, фибрационность, феромонимальный, – но его ни разу не поймали. Начальству нравились такие слова маленькими буквами на упаковках – они казались научными и убедительными.
Ему следовало радоваться успехам на почве словоизобретения, но он впал в уныние. Записки от начальства, сообщающие ему, что он замечательно справляется с работой, ничего не значили – их писали невежды, лишнее доказательство тому, что никто в «НоваТы» не в силах по достоинству оценить способности Джимми и его интеллект. Он понял, почему серийные убийцы иногда сами подсказывают полиции, где их искать.
Социальная жизнь – впервые за много лет – отсутствовала как факт; в такой пустыне в плане секса он не бывал с восьми лет. Аманда Пейн маячила где-то в прошлом, как затерянная лагуна (про обитающих в этой лагуне крокодилов он на время забыл). Почему он так легко ее бросил? Потому что ждал встречи со следующей женщиной. Однако ту женщину из «НоваТы», которая его собеседовала и на которую он возлагал такие большие надежды, он больше никогда не видел, а остальные, те, кого он встречал на работе или в барах охраняемого поселка, были злобными хищными акулами или настолько явно отчаялись, что даже он от них шарахался. Он опустился до флирта с официантками, но и тут ему ничего не выгорело. Они видели много молоденьких мальчиков с хорошо подвешенным языком и понимали, что он не представляет собой ровным счетом ничего.
В столовой для сотрудников его никто не знал – опять новичок, опять проходить всю лестницу заново. Поэтому он ел сойбургеры в торговом центре или покупал навынос порцию жирных жареных крокетов из «Пухлокур» и жевал за компьютером, вечерами торча на работе. Компания еженедельно устраивала корпоративное барбекю – глобальный крысятник, куда в обязательном порядке следовало приходить всем сотрудникам. Джимми ненавидел это мероприятие всей душой. Ему не хватало энергии, чтобы работать на толпу, молоть безобидную, но смешную чепуху он разучился, поэтому околачивался на отшибе и мысленно смешивал окружающих с грязью. Отвисшие сиськи, – значилось в комиксном пузыре. – Жополицый урод с мозгами из тофу. Рекламный мальчик, сосущий пальчик. Женщина-холодильник. Мать родную продаст. Корова с трясущимся задом. Пустоголовый придурок.
Иногда он получал письма от отца; например, электронные открытки ко дню рождения, с опозданием в несколько дней, очередные танцующие свиноиды, будто ему по-прежнему одиннадцать лет. «С днем рождения, Джимми, пусть все твои мечты сбываются». Рамона писала многословные письма, продиктованные чувством долга: у него пока нету братика, сообщала она, но они «работают над этим». Ему даже думать не хотелось об этой напичканной гормонами, сдобренной снадобьями, смазанной гелями работе. Если в ближайшее время ничего не случится «само по себе», они попробуют «что-нибудь еще» в агентстве – «Инфантада», «Плодородие» или «Идеальный Ребенок». Многое изменилось с тех пор, как появился Джимми. (Появился – будто он не рождался, а взял и свалился с неба.) Она «изучала» этот вопрос, потому что за свои деньги, само собой, они хотят получить лучшее.
Великолепно, думал Джимми. Несколько раз попытаются, а если ребенок их не устроит, переработают его на запчасти, и так до тех пор, пока не получат что-нибудь соответствующее их требованиям – идеальное, не только одаренное в плане математики, но и прекрасное, как заря. А потом будут грузить гипотетического вундеркинда раздутыми требованиями, пока бедный малыш не лопнет. Джимми ему не завидовал.
(Он ему завидовал.)
Рамона приглашала Джимми домой на праздники, но ехать ему не хотелось, и он отговаривался работой. Что было, в общем-то, правдой: работа стала исследовательской задачей – до какой степени нахальства можно дойти в сфере изобретения тупых неологизмов, по-прежнему получая начальственные похвалы.
Через некоторое время его повысили. Он купил себе новые игрушки. DVD-плеер подороже; спортивный костюм с функцией самоочистки – особые бактерии съедали пот; рубашку, у которой на рукаве высвечивались приходящие Джимми е-мейлы и которая слегка толкала его в бок, едва приходило новое письмо; ботинки, которые перекрашивались под цвет одежды; говорящий тостер. Ну, теперь ему не так одиноко. Джимми, твой тост готов. Он переехал в квартиру поприличнее.
