Пилот молча кивнул в ответ. Они с By о чем-то тихо шептались. Подняли глаза к безупречно ясному небу, потом заглянули в бумажку с расчетами.
— Они так тесно связаны. — Я услышал слова By и решил, что он говорит о нас с Кэнди, но позже выяснилось, что он имел в виду пространство и время. — Чтобы распутать их и развернуть вспять, надо всего лишь заменить это N на 34,8 и держаться строго на высоте 2622 фута и скорости 97 миль в час. Ты можешь так лететь?
Хуан Гуан кивнул и потянулся за следующей креветкой.
— Вы о чем? — спросил я.
— Давай совершим круиз, — предложил By, оттянув завязки шлема под подбородок. — Ну что ты удивляешься! Этот «тримотор» оборудован пульмановской кабиной-люкс. Он когда-то принадлежал одному латиноамериканскому диктатору.
— И куда мы полетим? — спросил я, прижимая к себе Кэнди.
— Никуда! — с триумфом в голосе воскликнул By. — Мы собираемся облететь Беличий хребет по Великому Треугольному Контуру, сжатому и обращенному вспять за двадцать три минуты, а вы за это время проживете… Ну-ка посмотрим… — Он прищурился, что-то считая в уме. — …две целых шесть десятых часа медового месяца. Советую захватить с собой бутербродов с ветчиной и пару дюжин гигантских креветок.
Синди вручила Кэнди букет. Хоппи, Бонни и все остальные наши друзья аплодировали.
— А как же… ну, ты понимаешь? — прошептал я на ухо Кэнди, имея в виду пеньюар, купленный для брачной ночи в «Милых мелочах».
Она со смущенной улыбкой потянула меня в сторону. Пока Эсс и Эм привязывали ботинки к хвосту самолета, и пока Хуан Гуан и By с оглушительным ревом вручную заводили древние двигатели, и пока остальные гости сметали с тарелок гигантских креветок, Кэнди расстегнула верхнюю пуговку своего парадного кителя и позволила мне бросить быстрый взгляд на то, что под ним надето.
Потом мы поднялись в самолет и унеслись в дикую голубизну неба. Однако это уже совсем другая история.
Удивительно, правда?
Я думаю. Было бы еще более удивительно, как сказал однажды Оскар Уайльд, если бы вода не лилась.
Оскар Уайльд? Этот тип с чудиной?
Он говорил забавные вещи. Тем и знаменит. Но он жил уже давно. Вроде бы он еще на пианино играл. В любом случае все может быть. Или не быть.
Что — не быть?
Вода может не литься.
Я понял. Ты говоришь про Укротителя. Я надеялся, что мы про него говорить не будем.
Прости. Так уж получается. Никуда не денешься. Он ведь все равно сглаживает. Сто двадцать миль в день. Каждый день.
И что? Какое это имеет отношение к нам, к тебе и ко мне, здесь и сейчас?
Никакого. Или любое.
Гладильщик и не думает сюда направляться.
Во всяком случае, не сейчас.
Я понял. Ты снова говоришь про весь мир. Так знай же: при имеющейся скорости Укротителю потребуются тысячи лет, чтобы разгладить весь мир.
Скорее сотни. Посчитай-ка.
О’кей. Посчитаю. Его ширина равна одной миле, он двигается со скоростью около пяти миль в час…
Точнее, 8,4 километра в час. А ширина Укротителя 2,173 километра.
Какая разница. Пусть будет метрический Укротитель. В любом случае речь идет об очень долгом периоде. Мир громаден. Укротитель покорил только узенькую полоску.
Эта узенькая полоска, как ты ее называешь, становится все длиннее и длиннее. Каждый год Укротитель покоряет территорию размером с Англию. Он уже разгладил полосу, которой можно пять раз обмотать экватор.
Большая часть этой полосы не имеет никакой ценности. Океанское дно.
Через несколько сотен лет весь мир станет гладким и безликим, как резиновый мяч. Гигантский бежевый безжизненный мяч.
Брось. Через несколько сотен лет от нас и следа не останется.
Зато будут дети.
У нас нет никаких детей. И никогда не будет, если мы весь медовый месяц будем думать про Укротителя. Было бы куда более удивительно, если бы он, как писал этот твой сумасшедший, не выглаживал. И вообще могло быть еще хуже. Укротитель все-таки оставляет какое-то время, движется со скоростью пешехода.
Быстрого пешехода.
Все равно. У людей полно времени, чтобы убраться с дороги. После Мальты Укротитель еще никого не убил. А тогда было внезапное нападение.
А люди в той деревне в Индии?
Ну, Укротитель не виноват, что они не смотрели телевизор.
У них не было телевизора.
Все равно. А потом они болтались вокруг, совали нос, хотели посмотреть…
Я их понимаю. Каждому хочется посмотреть.
А мне — нет. Я досыта насмотрелся на Укротителя в армии.
Ты говорил, что видел его только один раз, издали.
Мне хватило и одного раза. Я был в вертолете. Наверху решили попробовать отрезать его бомбами.
Расскажи.
Все было как показывают по телевизору. Лента гладкого ничего шириной примерно с милю. Раскручивается и накрывает все подряд. Плоская. Вроде как бежевая. Без всякого шума. Впереди вроде как горб этажа в четыре высотой.
Я не про Укротителя. Расскажи, как его пытались остановить.
Да глупость одна. Ты же видела по телевизору. В него стреляли, его бомбили, пробовали под него подкопаться. Все убитые на самом деле погибли от своего же огня. Говорю же, глупость все это.
Глупость — вообще ничего не делать. Нельзя же позволить Укротителю сровнять всю Землю и не пытаться его остановить!
Как раз можно. Особенно если все равно ничего нельзя сделать. Что бы мы ни предпринимали, он все равно движется с той же скоростью, крутится вокруг Земли, сглаживает все, что попадается у него на пути, а за собой оставляет гладкую полосу пустоты шириной в милю, вроде дороги из желтого кирпича.
Бежевого.
Ну, бежевого. Дождь высыхает на ней, как только долетит до поверхности. Она не горит, не ломается, не…
Говорят, через нее можно перейти.
Да на ней прыгать можно! И выть на Луну, если, конечно, есть желание. Нельзя только ничего изменить. И избавиться от нее нельзя. Раз она добралась до нас, значит, добралась. Все. Финиш. Конец представления. Понимаешь?
Ну и кто из нас заводится?
Прости. Меня бесит вовсе не Укротитель, а те, кто сходит из-за него с ума.
Такие, как я.
Я не называю имен. Заметила, я не собираюсь переходить на личности.
Значит, просто забыть про Укротителя. Ты это имеешь в виду?
Именно.
А если я не могу?
