Стоя внизу, Ник наблюдал, как Лиф карабкается на дерево, пока густая листва не скрыла его. В душе Ника происходила скрытая борьба: веснушчатый мальчик вызывал истинное сочувствие, но и печальные мысли о своей собственной смерти не покидали. Ник не знал, что и думать. Его мутило, и он поражался тому, что такое вообще может быть — ведь у него, по сути, уже не было желудка. Пока Ник раздумывал об этом, его затошнило еще сильнее.
— Да уж, — сказала Элли. — Положение аховое.
У Ника начался приступ гомерического хохота, Элли захихикала вслед за ним. Несмотря на действительно тяжелое положение, дети все еще могли смеяться.
— Нужно принять кое-какие решения, — наконец вымолвила Элли.
Нику решений принимать не хотелось.
— Как ты думаешь, покойники могут испытывать посттравматический шок? — спросил он.
Элли не знала. Ник сцепил пальцы, так же, как и его лицо, навеки испачканные шоколадом, и потер руки. У меня же нет больше физического тела, подумал он, как же я все еще могу ощущать кожу? Возможно, я ее не ощущаю, просто помню, какая она на ощупь. Помнится, многие рассказывали ему, что произойдет после смерти. Однако, умерев, Ник обнаружил совсем другое. Отец Ника когда-то был алкоголиком и исцелился, лишь обратившись к Богу. Мать увлекалась культом Эры Водолея и верила в силу магических кристаллов и реинкарнацию. Пока Ник был жив, ему было тяжело лавировать между убеждениями родителей. Сам мальчик был уверен лишь в том, что однажды обретет твердую веру. Это «однажды» для него так и не настало. Вместо этого он попал сюда — а Страна затерянных душ никак не укладывалась в рамки родительских представлений о жизни после смерти. У Ника был друг, которого звали Ральфи Шерман, который клялся, что переживал ощущения, близкие к смерти (он говорил, что люди спустя короткое время превращаются в муравьев, а свет в конце тоннеля на самом деле горит внутри электрического устройства для умерщвления насекомых). Место, в которое попал Ник, не было похоже ни на чистилище, ни на нирвану, он не родился заново и ни в кого не превратился, и ему пришло в голову, что люди могут верить во что угодно, а Вселенная тем временем живет своей собственной жизнью, о которой мы ничего не знаем.
— По крайней мере, теперь мы знаем, что жизнь после смерти есть, — сказала Элли, но Ник покачал головой, выражая несогласие.
— Это не жизнь после смерти, — сказал он. — Мы до нее не добрались. Это промежуточное состояние, пробел между жизнью и смертью.
Ник вспомнил о том, что видел свет в конце тоннеля, прежде чем врезаться в Элли. Он должен был попасть туда. Мальчику так и не довелось узнать, кто же там, Будда или Иисус, а может быть, свет горел в приемном покое больницы, где ему было суждено заново родиться. Узнает ли он когда-нибудь?
— Как ты думаешь, мы здесь насовсем? — спросил Ник.
— Ты всегда такой пессимист? — отозвалась Элли, сердито посмотрев на Ника.
— Да, обычно.
Ник окинул взглядом окружавший их лес. Такое ли уж это плохое место, чтобы остаться в нем навеки? На рай, конечно, не похоже, но своя прелесть в нем есть. Высокие деревья покрывала густая листва, которая к тому же никогда не опадет. Ник подумал о том, будут ли они испытывать дискомфорт из-за превратностей погоды, влияющей на мир живых. Если нет, то остаться в лесу не так уж и плохо. Мальчик, которого они назвали Лифом, приспособился, значит, и они могут это сделать? Но на тот момент Ника больше интересовал другой вопрос: захотят ли они остаться в лесу?
Лиф сидел в своем доме среди листвы, и вскоре, как он и ожидал, ребята присоединились к нему. Он быстро спрятал свои сокровища и наблюдал, как Ник и Элли карабкаются на платформу, пыхтя и задыхаясь.
— Прекратите, — сказал он. — Вы не задыхаетесь, вам это только кажется. Так что перестаньте.
— Лиф, послушай, пожалуйста, я хочу сказать что-то важное, — попросила Элли. — Нам необходимо знать, что ты имел в виду, когда говорил о «других».
Смысла скрывать что-либо больше не было, и Лиф рассказал ребятам все, что ему было известно.
— Время от времени они проходят через мой лес. Другие ребята, каждый из них куда-то направляется. Надолго они не остаются, и за последние годы никто не появлялся.
— И куда они идут?
— Да кто куда. Обычно даже не идут, а бегут. Бегут от Макгилла.
— От кого?
— От Макгилла.
— Это взрослый?
Лиф покачал головой.
— Здесь нет взрослых, только дети. Дети и чудовища.
— Чудовища! Отлично. Просто великолепно. Жалею, что спросил! — воскликнул Ник.
Но Элли не испугалась.
— Да нет никаких чудовищ, — заявила она, обращаясь к Лифу.
Он посмотрел на Элли, перевел взгляд на Ника, потом снова на Элли.
— Здесь — есть.
Объясняя отсутствие взрослых в Стране затерянных душ, Мэри Хайтауэр пишет: «На данный момент нет ни одного письменного свидетельства, доказывающего, что в Страну хотя бы однажды попадал взрослый. Если не вдаваться в долгие размышления и посмотреть на вещи просто, причина этому очевидна. Как вы, возможно, догадались, взрослые никогда не сбиваются с пути к свету, несмотря на толчки, которые они испытывают во время полета. Дело в том, что взрослые всегда считают, что им точно известно, куда они должны попасть. Даже если у взрослого человека нет определенной цели, направляясь куда-то, он обычно знает, куда и зачем идет. Таким образом, все взрослые куда-то попадают, в отличие от нас, детей. Если вы мне не верите, задайте себе вопрос: видели ли вы хоть раз, чтобы взрослый человек сел в машину, чтобы поехать “куда-нибудь”?» Однако когда речь заходит о чудовищах, Мэри Хайтауэр удивительным образом теряет красноречие.
Глава четвертая
Ребро монеты
Лес скрылся в ночном мраке, а трое мертвых детей сидели на высокой платформе и купались в лучах неестественно яркого лунного света, делавшего их в самом деле похожими на призраков. Ник и Элли не сразу сообразили, что луны в ту ночь на небе не было.
— Отлично, — сказал Ник, который, по правде говоря, совсем так не считал. — Всю жизнь мечтал быть мерцающим во тьме привидением.
— Не называй нас привидениями, — попросила Элли.
Но Ник был не в том настроении, чтобы играть с Элли в слова.
— Перестань. Кто же мы, по-твоему?
— Для меня слово «привидение» неприемлемо. Я что, похожа на Каспера?
— Ладно, — согласился Ник. — Мы не привидения, мы — неопознанные призрачные объекты, НПО. Так нормально?
— Это глупость.
— Мы — отблески жизни, — сказал Лиф, и ребята повернулись к нему. — Тех, кто попадает в Страну затерянных душ, называют именно так, потому что мы светимся, и днем, кстати, тоже, если приглядеться.
