— Это не совсем правда, — улыбается он мне. — Та девушка, которая встала перед летящими ножами, чтобы избавить друга от этого, та девушка, что ударила моего отца ремнем, чтобы защитить меня… эта самоотверженная девушка… это не ты?
Он понял меня лучше, чем я сама. И, хотя кажется невероятным, что он может чувствовать ко мне хоть что-то… Но, учитывая все, что он знает обо мне… Может быть, это так?
Я хмурюсь, глядя на него.
— Ты внимательно следил, не так ли?
— Мне нравится наблюдать за людьми.
— Похоже, ты не подошел Искренности, Четыре, потому что ты ужасный лгун.
Он кладет руку на камень рядом со мной, его пальцы располагаются в одну линию с моими.
Я смотрю на наши руки. У него длинные узкие пальцы. Руки, предназначенные для точных и ловких движений. Не ладони Бесстрашного, которые должны быть большими и грубыми, готовыми ломать вещи.
— Отлично. — Он наклоняет лицо ближе к моему, взгляд скользит от моего подбородка к губам, к носу. — Я следил за тобой, потому что ты мне нравишься. — Он говорит это прямо и смело, глядя мне в глаза. — И не называй меня «Четыре», ладно? Я хочу вновь услышать свое имя.
Вот, просто так он, наконец, рассказал мне все, а я не знаю, как реагировать. Мои щеки краснеют, и все, что я могу сказать, это:
— Но ты же старше меня… Тобиас.
Он улыбается мне.
— Да, этот ужасный двухлетний разрыв совершенно непреодолим, не так ли?
— Я не пытаюсь быть самоуничижительной, — говорю я. — Я просто не понимаю. Я младше. Я не симпатичная. Я…
Он смеется громким смехом, который звучит, словно раздается глубоко изнутри него, и прикасается губами к моему виску.
— Не притворяйся, — говорю я, задыхаясь. — Ты знаешь, что это так. — Я не уродина, но все же и не красотка.
— Ладно. Ты не красотка. И что? — Он целует меня в щеку. — Мне нравится, как ты выглядишь. Ты убийственно умна. Ты храбрая. И даже узнав о Маркусе… — его голос становится тише. — Ты не одарила меня тем самым взглядом. Как будто я побитый щенок, или типа того.
— Ну, — отвечаю я. — Ты точно не такой.
На секунду его темные глаза останавливаются на моих, и он молчит. Затем он дотрагивается до моего лица и придвигается ко мне, касаясь своими губами моих. Река ревет, и я чувствую, как она задевает мои лодыжки. Он улыбается и крепче прижимается ко мне губами. Сначала я напрягаюсь, неуверенная в себе, поэтому, когда он отстраняется, я думаю, что сделала что-то неправильно, или ужасно.
Но он берет мое лицо в свои ладони, обжигая кожу пальцами, и снова целует, на этот раз еще крепче, более настойчиво. Я оборачиваю руки вокруг него, скользя ими по шее к коротким волосам. Несколько минут мы целуемся, сидя на краю пропасти, вокруг нас бушует вода.
И когда мы поднимаемся, взявшись за руки, я понимаю, что если бы мы оба сделали иной выбор, мы, вероятно, закончили бы тем же, только в более безопасном месте и в серой одежде, вместо черной.
На следующее утро я ощущаю себя беспечной и веселой. Каждый раз, когда я пытаюсь стереть улыбку с лица, она возвращается. В конце концов, я перестаю ее подавлять. Я оставляю волосы распущенными и меняю свободную рубашку униформы на другую, без рукавов, которая открывает мои татуировки.
— Что с тобой сегодня? — спрашивает Кристина, когда мы идем завтракать. Ее глаза все еще опухшие от сна, а спутанные волосы образуют нечеткий ореол вокруг лица.
— Сама знаешь, — говорю я. — Солнышко сияет. Птички поют.
Бровь Кристины ползет вверх, как бы напоминая, что мы в подземном туннеле.
— Позволь девочке побыть в хорошем настроении, — говорит Уилл. — Ты можешь больше никогда не увидеть этого.
Я ударяю его по руке и направляюсь в столовую. Сердце начинает биться быстрее, потому что я знаю, что где-то в течение следующих тридцати минут я увижу Тобиаса. Я сижу на привычном месте возле Юрая. Уилл и Кристина напротив нас. Стул слева пуст. Мне интересно, сядет ли Тобиас здесь, улыбнется ли он мне за завтраком, посмотрит ли на меня тайно, украдкой, как я смотрю на него.
Я беру тост с тарелки на середине стола и с излишним энтузиазмом начинаю намазывать его маслом. Я чувствую, что веду себя как сумасшедшая, но не могу остановиться.
Это все равно, что перестать дышать… Потому что он вошел в столовую. Его волосы стали заметно короче, из-за чего они теперь выглядят гораздо темнее. Почти черными. Короткие, как у Отреченных, про себя говорю я. Я улыбаюсь ему и поднимаю руку, чтобы помахать, но он садится рядом с Зиком, даже не взглянув в мою сторону. Рука медленно опускается. Я смотрю на свой тост. Теперь скрыть улыбку гораздо легче.
— Что-то не так? — спрашивает Юрай, хотя рот его набит едой.
Я качаю головой и кусаю свой тост. Что я ожидала? То, что мы поцеловались, ничего не меняет. Может он передумал, и я ему больше не нравлюсь? Может он думает, что наш поцелуй был ошибкой?
— Сегодня день пейзажа страха, — говорит Уилл. — Думаете, нам дадут увидеть наш собственный?
— Нет. — Юрай качает головой. — Мы пройдем через страх одного из наших инструкторов. Мой брат сказал мне.
— Ох, какого именно инструктора? — говорит Кристина, вдруг оживившись.
— Знаешь, на самом деле это несправедливо, что вы узнаете обо всем заранее, а мы нет, — говорит Уилл, глядя на Юрая.
— Можно подумать, ты не использовал бы преимущества, если бы они у вас были, — возражает Юрай.
Кристина их игнорирует.
— Я надеюсь, это пейзаж Четыре.
— Почему? — спрашиваю я. Вопрос получается слишком горьким. Я закусываю губу и хочу забрать его обратно.
— Похоже, у кого-то настроение переменчивое. — Она закатывает глаза. — Будто ты не хочешь знать, какие у него страхи. Он настолько жесток, что, вероятно, боится зефиров или яркого солнца.
Это уже слишком. Я качаю головой.
— Это будут не его страхи.
— С чего ты взяла?
— Просто предположение.
Я вспоминаю отца Тобиаса в его пейзаже страха. Он не позволит всем это увидеть. Я бросаю взгляд на него. На секунду его глаза встречаются с моими. В его взгляде отсутствуют какие-либо эмоции. Он просто смотрит вдаль.
Лорен, инструктор новичков из рожденных Бесстрашных, стоит, уперев руки в бока, перед комнатой пейзажа страха.
— Два года назад, — говорит она, — я боялась пауков; удушья; стен, которые дюйм за дюймом медленно надвигаются на вас, и вы оказываетесь в ловушке; быть выброшенной из Бесстрашных; неконтролируемого кровотечения; быть сбитой поездом; смерти моего отца; общественного унижения и похищения людьми, которых не видишь.