Отшатнувшись, противник врезается в шкафчик, пистолет выстреливает, и дротик впивается в стену над плечом Мираколины. Ребята взлетают по лестнице на крыльях страха, и Мираколина горячо благодарит бога, обнаружив, что дверь наверху не заперта. Разъярённый Гриффин, изрыгающий проклятия, отстаёт от них всего на несколько шагов.
Мираколина захлопывает и запирает дверь, надеясь, что у преследователя нет ключа. Но даже если бы и был, Гриффин не в том настроении, чтобы им воспользоваться. Он бьётся всем своим солидным весом о дверь, пока та не срывается с петель.
Подростки, одетые для ночного путешествия, выскакивают из спален и ванных, чтобы посмотреть, из-за чего шум-гам.
— Орган-пираты! — вопит Брайс, в надежде, что на беглых расплётов это слово произведёт такой же эффект, как крики “Пожар!” в переполненном театре.
Маленькая девочка-азиатка с розовыми заколками в волосах, похлопывает его по руке.
— Какие пираты, это же Гриффин.
И сглатывает, когда тот очертя голову бросается вперёд, размахивая пистолетом.
Дети пятятся в разные стороны.
Теперь Мираколина дополняет разоблачение Брайса:
— Он предатель! Продаёт детей на чёрном рынке! Продаёт бирманской Да-Зей!
Она понятия не имеет, какая часть её выкриков правдива, но они дают желаемый результат. Подростки перестают пятиться и начинают выстраиваться стенкой. Малышка азиатка и три крупных парня выступают вперёд.
— Стоять! — орёт Гриффин. — Предупреждаю!
Он транкирует двух парней, но на из место становятся пять других.
А потом девчушка с розовыми заколками подпрыгивает и в полёте бьёт его ногой. Сквернее удара Мираколина в жизни не видела. Гриффина швыряет о стену, пистолет выпадает из его руки. И в то же мгновение, все наваливаются на врага. Дюжина детей в остервенении бьёт, пинает, хлещет — как бы на части не разорвали.
Яростные протестующие крики Гриффина переходят в отчаянные мольбы.
Мираколина поднимает транк-пистолет, который уютно ложится в ладонь. Один за другим дети замечают, как она с пистолетом в руке движется к предателю, и отступают, пока не остаётся лишь девочка с розовыми заколками, которая с энтузиазмом лупит его, сидя у него на груди. Брайс оттаскивает малышку.
Гриффин весь в крови и синяках. Похоже, он сдался, но Мираколина не собирается принимать это на веру. Она смотрит в глаза предателя, чтобы убедиться — он видит, как она поднимает пистолет.
Тот ни капельки не раскаивается.
— Ты, мелкая, тупая…
Она стреляет, прежде чем Гриффин успевает закончить фразу, и последнее слово превращается в болезненный всхлип. Дротик попадает ему в грудь. Ещё секунда — и враг теряет сознание.
Мираколина вздыхает. Завтра ей придётся встать в очередь на исповедь к отцу Лаврентию. Не потому, что она выстрелила в Гриффина, а потому, что ей это понравилось.
• • •
Вернувшимся Джеку и Джилл не требуется много времени, чтобы понять, что ситуация изменилась, когда они видят лежащего на полу в отключке и связанного братца. Мираколина показывает им разоблачительные снимки, но Джек и Джилл верят ей и без доказательств.
Джилл в ярости и убита горем, но, как ни удивительно, явно испытывает и облегчение.
— Теперь, когда мы знаем источник утечки, никто из наших ребят не станет жертвой орган-пиратов.
Поскольку Гриффин знает, куда они собирались переехать, планы приходится менять на ходу. Джек садится на телефон и находит новые убежища. Отсюда всё-таки надо убираться, и как можно скорее — бог весть сколько людей знает о том, что в доме находятся беглые расплёты.
Непонятно, что делать с Гриффином. В полицию его не сдашь — укрывательство расплётов так же незаконно, как и деятельность орган-пиратов. Их арестуют всех скопом.
Решение находит Брайс.
— Оставьте его здесь. Ребят увозите, а этого бросьте. Проснётся — а вас уже и след простыл.
— А если ему уже заплатили за информацию, — добавляет Мираколина, — он будет думать только о том, как бы унести ноги от орган-пиратов, и не станет искать вас.
Через полчаса дети рассажены по фургонам. Приезжает отец Лаврентий, чтобы повести третью машину. Этот пастырь не боится испачкать руки, когда требуется спасение — даже если это спасение от юновластей.
Мираколина замечает, что Брайс не спешит усесться в один из фургонов. Может, хочет подольше побыть с ней?
— Ты хотела меня о чём-то спросить, — говорит он. — О чём?
Как-то неловко задавать вопросы, после всего, через что им пришлось пройти, но она спрашивает об этом у всех спасённых ею беглецов.
— Как мечтать о будущем, которого у тебя нет? Как продолжать жить, зная, что мир тебя отверг?
Обычно подростки смеются или пожимают плечами, не зная ответа, но Брайс, надо отдать ему должное, серьёзно задумывается.
— Я постоянно напоминаю себе, что я прав, а мир — нет.
— Но как ты можешь это знать?
Он улыбается.
— Я верю. Не как ты, не в Бога. Я верю в себя, и до сих пор мне это помогало.
Джек, трижды пересчитав пассажиров, сообщает Брайсу, что для него есть место в фургоне, но парнишка отвечает так, как боялась Мираколина:
— Я не поеду.
Джек пробует его переубедить, но Брайс пресекает все попытки.
— Решение окончательное. Я уже год сам по себе, привык. Мне так нравится. Со мной всё будет в порядке.
— А если нет? — спрашивает Джек.
— Значит, сам виноват. Как-нибудь переживу.
— Ничего ты не переживёшь, если тебя поймают, — замечает Мираколина. — Тебя расплетут.
— Я рискну.
Через несколько минут фургоны отъезжают, оставляя Брайса и Мираколину одних. Уже занимается рассвет, пробиваясь сквозь неподвижный безмолвный туман.
— Проводи меня до церкви, — предлагает Мираколина, и это скорее приказ, чем просьба. Приятель с удовольствием соглашается.
— Итак, Брайс Барлоу, — шутливо говорит Мираколина по пути, — что ты хочешь сделать в жизни, которой у тебя не должно было быть?
— Да кучу всего. Пока не знаю, что точно, но это неважно. Одно знаю наверняка, прямо нутром чую — моя жизнь будет иметь значение. Я пригожусь для чего-то важного. И люди услышат моё имя.
— Ты уже очень пригодился детям, которых помог спасти. Хотя они не знают твоего имени.
— Ага. А прикольно получается, правда? В смысле, посмотри на себя — ты прикоснулась к жизням многих людей, которые даже не знают, как тебя зовут. Ты как бы соединяешь множество народу, связываешь их между собой.
Она пристально смотрит на собеседника. Его слова достигают самой глубины её души, и вдруг Мираколина понимает. Её желание раздавать себя не имеет ничего общего с самоуничтожением. Её цель — служить другим. Разделённое состояние связало бы её с сотнями людей, но ведь есть множество других способов единения, позволяющих реализовать себя, не так ли?
