— Ждите здесь, — велел О'Гира и вышел.
Журналиста не было с полчаса, большую часть которых Ниро провел в умывальной комнате, смачивая голову холодной водой. Помогло лишь отчасти. Когда щелкнула отпираемая дверь, и на пороге возник задумчивый журналист, пристав как раз выползал из умывальной.
— Ну что? — с надеждой спросил он.
— Ничего, — покачал головой Санчес. — Ваши свидетельницы ушли среди ночи.
— Как?
— Молча, — сердито буркнул журналист. — Оплатили номер и ушли. Совсем. Направление неизвестно. Так что считайте, что свидетелей у вас больше нет.
Новость была плохой, но приставу и без того было плохо. Плохо настолько, что он лишь выдавил из себя первое, что пришло на ум:
— Она даже не попрощалась…
Белобрысый покачал головой:
— Нет, господин пристав, вы не просто идиот. Вы законченный идиот. Собирайтесь, мы едем. И приведите себя в порядок. Не хватало еще, чтобы вы испачкали мне мобиль.
В Вероллу он въехал в преотвратном настроении. Плохо было все. И то, что Санчес оказался прав, а он, стало быть, на самом деле выходил идиотом. И то, что свидетельницы растворились, как утренний туман. И ощущение собственной мерзости. Мерзко, если он изменил жене. Еще более мерзко то, что изменил жене он по пьяни. И если по пьяни он оказался не способен ни на что другое, кроме как отключиться, все одно выходило мерзко. Уже сам тот факт, что пристав не помнил подробностей вчерашнего вечера, был отвратителен.
Журналист не издевался. Напротив, хранил молчание практически всю дорогу. Пару раз выдавал вежливо-прохладные фразочки в духе последних дней. И эта отстраненность тоже не добавляла радости.
Возле здания Магического Надзора журналист отцепился от фургона, попрощался до встречи на страницах «Огней Вероллы» и укатил прочь. Так что в отдел Ниро возвращался один, толкая перед собой исхудалого преступника с отрешенным взглядом.
В отделе пахло лежалой бумагой. Здесь так пахло всегда, и пристав поразился, что за прошедшие дни и недели забыл об этом. Запах казался неприятным. В нем не было ничего особенного, но в нем не было и жизни. Что-то затхлое присутствовало в отделе.
«Болото», — подумал Ниро и испуганно прогнал мысль прочь. Как же он распоясался, если подобные мысли у него возникают на пороге кабинета начальника! Думать так — преступление, а думать так старшему приставу — преступление вдвойне.
Он вежливо постучал и толкнул дверь.
Деранс ждал его. Капитан поднялся из-за стола и вышел навстречу, широко раскинув руки и ласково улыбаясь.
— Ниро, — протянул он, подходя ближе, словно собираясь обнять пристава, но не обнял. Остановился и опустил руки, так и не дойдя до подчиненного, продолжая впрочем улыбаться.
— Господин капитан, вы получили мои послания?
— Как же, как же, — приговаривал Деранс довольно потирая руки. — И про Утанаву знаю. Этот, что ли?
Он поглядел на Пантора, и пристав кивнул.
— Какой-то хлипкий и несолидный, — хмыкнул капитан. — Садись.
Заключенный присел на стоящий рядом стул, молча сложив на коленях связанные руки.
— И ты садись, — велел он приставу. — И пиши рапорт о передаче задержанного следствию.
Ниро шагнул к столу, сел, потянулся за бумагой и замер. «Пиши рапорт о передаче», — пронесся в голове голос Деранса. Передать преступника следствию. То есть, следствие будет вести не он. У него забирают дело. За что? Почему?
Он скосил взгляд на Деранса, но капитан был благодушен и никакого волнения не выказывал. Значит, все в порядке.
С другой стороны, и пес с ним, с этим делом. Надоело все хуже некуда. Сейчас напишет рапорт и сплавит этого Мессеровского выпестыша, а завтра придет и займется обычной текучкой. Получил сигнал, выехал, задержал, отправил под суд, закрыл дело. Благодать. И без всяких душевных метаний, журналистов-провокаторов, беготни и непонимания ситуации.
И Ниро взялся за рапорт. А капитан взялся за Пантора.
Деранс работал мягко. Даже не работал, не извлекал информацию, а будто готовил клиента к тому, что информацию из него выудят. Так что лучше говорить сразу самому, чем потом из-под палки.
— Имя? Возраст? Имеете ли лицензию?
Маг не запирался. Отвечал коротко и сразу, но с какой-то смесью усталой отрешенности и ожидания. Создавалось впечатление, что происходящее ему надоело, и он с нетерпением ждет, когда оно закончится. Но закончится все не сразу, и это тоже известно магу, потому он и выглядит усталым.
— Известно ли вам, что статус ученика мага позволяет проводить магические действия только в присутствии учителя и только в рамках разрешенных лицензией учителя? Понимаете ли вы, что проведенный вами в городе Утанава обряд не попадает под разрешенные лицензией господина Мессера действия?
До слуха долетали ничего не значащие, дежурные вопросы и вялые ответы. Деранс спрашивал очевидное, подтверждая то, что и так было известно. Маг отвечал монотонным ровным голосом.
— Подтверждаете ли вы, что при совершении обряда не присутствовал маг должной квалификации, имеющий лицензию? Известно ли вам, что ваш учитель, вне зависимости от рамок его лицензии, на момент совершения обряда в городе Утанава был мертв?
Только один раз Ниро встрепенулся, когда Деранс спросил вдруг о книге, принадлежавшей Лорду Мессеру и попавшей в руки Пантора после его смерти.
— Где находится книга сейчас?
— Я не знаю, — пожал плечами маг.
Книга! Сердце сжалось. Ниро почувствовал, как холодеет спина и намокают ладони. Как же он мог забыть про эту несчастную книгу. Ведь целью его была книга, а потом уже мальчишка. Правда, во время путешествия на север цель изменилась. Первостепенной целью стал мальчишка, но…
— Но вы не отрицаете, что на момент проведения обряда в городе Утанава книга была у вас?
Маг равнодушно кивнул.
— Так где она теперь?
— Мне это не известно.
Деранс повернулся к Ниро, который сидел, обратившись в слух.
— Вы закончили рапорт, пристав?
— Да, господин капитан.
— Тогда отведите подследственного в тюремный блок и передайте вместе с рапортом.
Ниро поднялся и на ватных ногах пошел к двери.
— Потом вернетесь, — мягко потребовал в спину Деранс. — Нам надо поговорить.
Буря грянула через четверть часа, когда Ниро, сдав своего пленника в чужие руки насовсем, вернулся в кабинет Деранса.
— Где книга? — потребовал капитан с порога.
И от этого вопроса из головы выбило все. И страхи, и обиды, и чувство недовольства собой и мрачные мысли — все. Если там что-то еще и оставалось с утра, то сейчас выдуло начисто.