— Ну да! Что я, рассвета от заката не отличу? Рассвет, ясно как дважды два.
И он, Сергей, долго лежал, думал и больше не удивлялся. Он понял, что произошло. Встал, прошел к входной двери, увидел вместо утлого подъезда хрущевки широкий коридор, необычайно светлый от широченных окон по обе стороны. Сергей вышел, пошел по этому коридору… и вот, собственно, идет до сих пор.
— Это долго? — спросила Снежана.
Сергей улыбнулся.
— Там — нет, немного дней. А здесь дни, годы… все едино. Но это не объяснишь, прожить надо.
— Ну ладно, — улыбнулся и Максим. — Проживем? — повернулся он к Снежане.
— Конечно, — легко сказала она.
— Не спешите, — вдруг сказал Сергей.
4
И лицо его странно изменилось — уже знакомым отголоском все того же дальнего, одному ему ведомого.
— Не спешите, — повторил он.
— То есть? — Максим напрягся.
— То есть мы сейчас к главному подходим. И тут вроде бы все просто, но…
Все просто и сложно. Просто сказать, не просто сделать.
В том мире, где Сергей стал риэлтором, прикоснулся к тайне и откуда его так успешно вымыло сюда — в том мире альтер эго Максима попало в такой переплет обстоятельств, что от него теперь зависят судьбы множества людей, а может, и всего того мира… а может, и не только одного его.
— Я не могу оценить масштаб, — сказал Сергей. — Могу сказать одно: ему, то есть тебе там, нужно выйти в междумирье. Обязательно!
— Сюда?
— Сюда. Он может это. Надо только помочь.
— Ага… — Максим насупился.
Он начал понимать, что здесь к чему, и понимание в первый миг оттолкнуло его… но в глубине души он уже знал, что никуда от этого не денется. И он уставился взглядом в землю, смотрел и думал.
Надо выручать себя — того, которого я совсем не знаю, но мы оба — отражения одного большого Я, созданного по образу и подобию. И в него, в это Я, надо собраться всем нам, оторванным друг от друга отражениям, отблескам, отзвукам из разных, ближних и дальних окраин мироздания.
— Я должен помочь, — сказал Максим вслух.
Сергей кивнул.
— Мы, — тихонько поправила Снежана.
Конечно. Теперь мы. Там, выше всех миров, наши большие Я всегда вместе — значит и здесь, в сонмах отсветов и отголосков, тени Максимов и Снежан тянутся друг к другу, не зная этого, и где-то, может быть, так и расходятся пути, и эти люди никак не могут понять — что не сбылось в их жизни, что пошло не так, почему их память не равна прошлому…
Но здесь все сошлось и сбылось. И значит, надо помочь другим.
— Я должен вернуться? — спросил Максим. — Туда где я был тенью?..
— Мы, — вновь поправила Снежана.
— Мы, — повторил он.
Сергей пожал плечами:
— Вы не должны ничего. Ваш выбор. Воля.
— Свобода, — понимающе кивнул Максим.
— Все-таки воля, — мягко настоял Сергей.
— Мы и воля, — Максим улыбнулся, взглянул на девушку. — Ну что ж, надо помочь! Ты как думаешь?
— Я — как ты скажешь, — отозвалась она.
Помолчали. Ветер легко гладил лица, волосы. Тихонько шумели листья. Максим почувствовал, как не хочется отсюда уходить.
— Так, — сказал он. — Ну и как это сделать?
— Очень просто. Выходи, откуда вошел, вот и все.
Вот и все…
Максим обвел взглядом этот мир напоследок. Осень едва тронула рябиновые листья, но пунцовые гроздья налились тяжело, спело, гнули ветви.
— Здесь всегда осень? — спросил он.
Как захочешь, — был ответ.
Как скажешь, как захочешь… Все стрелки сошлись на мне. Чувствую ли я, как на меня оперлась Вселенная?.. Шут его знает. Об этом, должно быть, думать нечего — держи и все, и никаких гвоздей.
Он похлопал Снежану по плечу:
— Ну, идем, красота неописуемая.
— Идем, — и оба легко встали. Поднялся и Сергей.
— Прощаться, думаю, незачем, — сказал ему Максим, — а «до свиданья» ясно и без слов.
— Конечно.
Женщина и мужчина пошли, не оборачиваясь, Сергей смотрел им вслед, а потом отвернулся. Ветер зашумел посильнее, Сергей вспомнил небо в огромных окнах, капельки дождя на них…
Он подумал о своем «большом Я». Оно рядом, хочешь — ступай. Хочу. Но…
Но пожалуй, еще немного подожду.
— Покой и воля, — сказал он и вслушался в эти слова. Хорошо. Покой — это не смерть, это такая жизнь. Будем жить.
Часть шестая Завершающая…
1
— Постойте, — сказал Максим, остановившись.
Спутники, обернувшись, воззрились на него с удивлением.
— Ты чего, Макс? — спросил Дима.
Тот помедлил, виновато пожал плечами.
— Сам не знаю. Что-то почудилось так странно, будто я в лесу каком-то… ну, ладно, все это чушь. Как, ты говоришь, того парня, что до меня был — Сергей?
— Да. А что?
Максим вновь помолчал.
— Да что-то вспомнил я его, — сказал он и оглянулся. — Как будто это как-то связано. Но как…
У Никонова зазвонил телефон. Старик полез в карман, а Макс все озирался, все смотрел, и чем дольше смотрел, тем отчетливее понимал, что ему хочется туда вернуться. Что-то там есть! Да, не открылось с первого раза, но первый — не последний, даже не второй. А вот сейчас пойду…
— Максим!
Он вздрогнул.
— Что?
Геннадий Тихонович сунул телефон на место, подозвал кивком. Макс подошел.
— Звонил Ярченко, — спокойно, как о чем-то обыденном, объявил Никонов. Впрочем, Максим и не удивился:
— Тот самый?
А вот Дима удивления не смог скрыть:
— Ничего себе! Это он как парламентер, что ли?
— Да нет, — Геннадий Тихонович улыбнулся улыбкой Екклесиаста. — Скорее перебежчик.
Дима присвистнул со значением:
— Даже так?!..
— Нет ничего нового под солнцем, — Геннадий Тихонович вздохнул, и непонятно: то ли с сожалением, то ли с иронией… а вероятно, и с тем и с другим вместе.
— Предлагает встретиться? — спросил Макс.
— Ждет уже, — подчеркнул Никонов.
— Шустрый дядя, — одобрил Дима.
— Отбросов нет, есть кадры, — Никонов подмигнул молодежи. — Ну-с, идемте, он к дому подъедет.
2
Максим догадывался, что внешность журналиста окажется никак не соответствующей слову «отброс», но все же не подозревал, что до такой степени.
Когда они вернулись к дому Никонова, из серебристой «Тойоты» вышел, улыбаясь, дородный лощеный мужчина лет под сорок, одетый не просто щеголевато, но дорого, почти роскошно, а когда он подошел, все ощутили аромат грубовато-изысканного, тонко подобранного парфюма. Дима даже удивленно вскинул брови: в облике спецслужбиста Ярченко выглядел куда скромнее.
