Вокруг них был все тот же застывший танец рябин, но что-то в них было не так. Что?.. Ага! Тень сообразил: это не осень. Во всяком случае, не та, откуда они вломились. Это конец лета-начало сентября — время, которое он больше всего любил… когда-то. Потом дни-месяцы слились в тусклый поток, стало не до любви к осени, и то чувство — странной, радостной, тревожной близости к миру — ушло из его жизни.
И вот вернулось.
Он не удивился. Он ведь знал, что Место должно сделать что-то необычное — вот оно и сделало. Изменило время, а может быть, и пространство. Преследователи исчезли, духу их не было. И всю слабость как сдуло, Тень ощутил себя свежим, здоровым — и каждый вдох был как глоток волшебного зелья.
— Хорошо… — произнесла Снежана.
— Хорошо, — повторил он и хотел сказать: «Пойдем», но знакомый голос опередил его:
— Здравствуйте!
Тень резко обернулся.
Улыбаясь, к ним шагал Барон.
Тень не то, чтобы улыбнулся — чувство, рухнувшее на него, нельзя было назвать удивлением. Он стоял и смотрел, а когда Барон подошел, задал ему дурацкий вопрос:
— Так… ты что, жив?
— Смерти нет, — сказал тот просто.
Снежана смотрела на него во все глаза. Тень, должно быть, тоже. И чем больше смотрел, тем яснее понимал, что перед ним не совсем тот Барон. Что-то тоже другое в этом человеке, непохожее — во взгляде, в выражении лица. Он точно стал старше — разом и на тысячу лет. И Тень спросил:
— Я… так мы что… в раю, что ли?
Барон не отвел взгляда, только отсвет какого-то дальнего сожаления промелькнул в его глазах.
— Давайте присядем, — был ответ.
Тень пожал плечами.
— Давай.
Присели. Земля показалась необычно теплой, точно согрета не солнцем, а изнутри. Тень голову, увидел, что небо слегка притуманено нежно-серой, словно утренней дымкой, хотя свет и тепло знакомо говорили о сентябрьском полдне.
Барон тоже взглянул в небо, блаженно щурясь, улыбнулся и промолвил:
— Хорошо.
Что правда, то правда. Ласковый, бархатный ветерок, шелест листьев над головой. Может, это все-таки рай, яти его?..
Тень усмехнулся:
— Слушай, Барон…
Но тот живо перебил:
— Нет! Никаких Баронов, никаких кличек этих дрянных! И тебя не хочу так звать. Давай по-человечески! Мы это заслужили.
— Вспомни имя свое… — сказал Тень. — Ну, в общем, это правда. Только я и не забывал.
Он повернулся к Снежане:
— Я был для тебя только тенью…
— Нет! — вскрикнула она как-то испуганно, — нет, никогда! Я…
Он не дал договорить, обхватил девушку, прижал к себе.
— Ладно, ладно! Все, дело прошлое. Меня зовут Максим. Теперь навсегда.
— Самый большой, значит, — сказала она и засмеялась.
— Самый, — подтвердил он.
2
Барона звали Сергей, и никто из них не знал, что это значит, даже он сам. Да это и не было важно. Он сказал:
— Потолкуем?
Это конечно — самое время говорить и время понимать, под этим небом, шелестом листьев. Мы не в раю, но близко. Это междумирье, перекресток миров, почти бессмертие. Бескрайняя Земля с разбегом тысяч дорог, перевалами, переправами через реки, с отражением облаков в воде… все это здесь есть — иди, куда глаза глядят, догоняй горизонт, смотри в небо, слушай ветер, угадывай в нем запахи полей, цветов, дождей, озер…
Сергей поморщился, мотнул головой:
— Ну, я не мастер красно говорить… Но, в общем, это такой остров спокойствия среди многих миров — бушующих, тревожных, свирепых… всяких. Здесь хорошо. Это надо прочувствовать.
— Ты прочувствовал?
— Да.
— И счастлив здесь, — понял Максим.
Сергей усмехнулся.
— На свете счастья нет, но есть покой и воля. Слыхал?
— Приходилось.
— Ну, так вот здесь и есть тот самый свет. Покой и воля — я нашел это, и мне хватает. Счастье?.. От добра добра не ищут. Кто знает, может, воля и покой и есть мое счастье. Я об этом не думаю.
Максим осторожно опустился на локоть правой руки — нет, не больно, только чуть-чуть отдает в том месте, где чиркнула пуля.
— Даже так, — сказал он. — А ты не юлишь? Тут, по-моему, хочешь-не хочешь, будешь думать.
— Нет, — Сергей улыбнулся как взрослый ребенку. — Это не думы. Другое.
Максим хмыкнул, пожал левым плечом. Другое!.. Словечко повело его к тому, что не только Сергей, но и он здесь другой. Он пожалел, что не видит своего лица и незаметно покосился на Снежану — и в ее лице как будто возникло нечто новое, но он не успел вглядеться, она слегка нахмурилась и спросила осторожно:
— Сергей… Но все-таки… ведь вас там убили, я видела. Значит, и мы для того мира умерли, да?
— Нет, — ответил он. — И я сюда не от вас попал.
Немой вопрос в четырех глазах. Сергей улыбнулся:
— Мы наш разговор только начали. Я должен вам многое объяснить. Не знаю, смогу ли…
— Ну, уж как-нибудь поймем, — пообещал Максим.
— Ладно, — кивнул Сергей. — Постараюсь.
Говорил он, может быть, не безупречно, но Максим слушал остро, хватко, вылавливал главное — можно сказать, он переводил речь Сергея на свой лад, и все слагалось в ясную картину мироздания. Вот она.
Наша Вселенная — это сотовая структура, множество изолированных ячеек, по которым распылены события и личности. Личности! — вот главное. Каждый из нас — сущность, равная Вселенной, но в силу неких обстоятельств это большое Я рассыпано по ячейкам на энное количество отражений, вроде бы совершенно замкнутых, ничего не знающих друг о друге. Каждому отражению в своей ячейке кажется, что оно живет полной жизнью. Ну вот пример: представьте магазин, где продают телевизоры. Стоит на полках сколько-то телевизоров, и каждый подсоединен к камере… ну, скажем, где-то в другой комнате. А там стоит аквариум, где плавает одна рыбка. Все камеры установлены вокруг аквариума, все снимают и передают картинку каждая на свой телевизор. Представили?.. Ну, а теперь представьте, что входит в магазин покупатель, и что он видит? Правильно: много разных рыбок на экранах, которые плавают каждая сама по себе. И лишь через какое-то время он начинает замечать, что все эти рыбки движутся с какой-то страной синхронностью, и все они чем-то связаны между собой…
Пример понятен, полагаю. В сотовой Вселенной отражение, живущее в своей ячейке, знать не знает, что в десятках или сотнях других каморок живут, любят, грустят, смотрят в небо еще сотни без одного твоих же отражений, настоящего тебя, которого ты не видишь из своего загона, и понятия не имеешь о своем равенстве со Вселенной.
— Хотя… — сказал Сергей.
Хотя душа есть душа, и она чует, что она больше, чем отражение. Она тоскует, ищет себя, правда, по суете не очень замечает этого. Мы бегаем, крутимся в водовороте дел, и лишь ночью, когда приходит покой сна, душа пытается сопрячь Вселенную и нас, и что-то получается, человек… то есть набросок того, настоящего человека поднимается над его жизнью, и он успевает мельком увидеть нечто странное, отчего долго потом ходит задумчивый.
