дикой надежде и закончить раунд этой безумной игры. Другими словами, я был слишком глуп, чтобы признать, что должен остановиться. Я просто не знал как.
Я никогда не умел играть в карты. Фёрг или Бар практически всегда выигрывали, потому что обычно я слишком долго ждал, всегда уверенный, что следующая или даже последняя карта будет одним из пятидесяти двух шансов, которых мне недоставало до победы.
Меньше надейся, больше считай, говорила Бар.
Но считать карты, словно они были задачкой по математике, не казалось мне похожим на игру, а больше напоминало обязанность. Поэтому я наслаждался игрой ради общения, но редко побеждал. Хотя, когда я в редких случаях выигрывал, ярость моих более внимательных брата и сестры делала победу еще приятнее.
Я почувствовал то же самое, увидев красные паруса. Долгожданную, но абсолютно неожиданную победу. Очень, очень приятную. Такую приятную, что я не должен был терять бдительность и перестать готовиться к неудаче.
Мне нужно было подобраться ближе. Я должен был притаиться и изучить территорию.
Я должен был вести себя хитро и тихо, уравнять безрассудность своего приключения с осторожным и продуманным планом, чтобы все закончилось успехом. Нельзя было упустить эту неожиданную удачу.
Теперь я ехал очень осторожно, следя, чтобы мы оставались в лесу и не выходили на открытые участки. Мне хотелось подобраться поближе, чтобы затаиться и лишь потом начать действовать.
Я посадил Джипа на длинную веревку. Я объяснил ему, что мы должны вести себя тихо, что он не должен лаять и что я привязал его, чтобы он не убежал за кроликом и случайно не выдал нас. Конечно, на самом деле я говорил с самим собой, но я всегда объяснял все собакам. Они всегда улавливали интонацию, пусть и не понимали подробностей. Джип ненавидел поводки, но спустя некоторое время он перестал рваться вперед и побежал рядом со мной. Изредка он поглядывал на меня, словно спрашивая, не пора ли покончить с этой игрой, но я качал головой и говорил, что это необходимо.
Через несколько часов довольно медленного пути я стреножил лошадей и вскарабкался на дерево. Наверное, ты часто залезал на деревья. Возможно, у тебя даже был домик на дереве. Я же сделал это впервые. Прыжок на дерево в попытке спастись от кабана не в счет. Я проверял каждую ветку, прежде чем подняться еще выше, и наконец остановился, держась одной рукой за ствол и изучая землю на востоке сквозь густую крону.
И снова мне показалось, что я сбился с пути, потому что никак не мог найти причал. Дул легкий ветер, и ветки медленно качались, словно море, а облака листьев шуршали вокруг меня. Атмосфера была довольно спокойной. Я снова достал бинокль и на этот раз нашел паруса и здания. Они находились ближе, чем я ожидал.
Мне показалось, что где-то вдалеке лаяла собака.
Я как можно быстрее спустился на землю, переживая, что Джип отреагирует на лай и выдаст нас.
Ветер дул в ветвях, и на земле шум становился невнятным, поэтому Джип не почувствовал запахов и не услышал звуков, которые могли взволновать его. Но мне не хотелось, чтобы он случайно выдал нас, поэтому мы вернулись назад примерно на километр, и затем я — к его растерянности и возмущению — привязал его к прочному дереву и оставил с лошадьми. Дерево было старой и очень высокой сосной. Ее ствол с красной корой зигзагообразно уходил в небо и поддерживал темно-зеленые облака из иголок и шишек, мягко качающихся на ветру. Рядом лежали упавшие более взрослые братья и сестры сосны. Их посеревшие стволы и корни создавали природное ограждение. Это место будет легко найти на обратном пути. К тому же, никто не услышит протестующий лай Джипа. Я оставил для него миску с водой, потрепал шерсть на шее обеими руками и посмотрел в глаза.
«Я скоро вернусь, — пообещал я. — Все будет хорошо. Я справлюсь, только если пойду один».
В тот момент я искренне верил в эту ложь.
Мне было тяжело идти без него. Я чувствовал себя голым. Джип всегда охотился со мной. Теперь, когда никто не бегал вокруг меня, не бросался вперед, чтобы проверить обстановку, меня охватили странные чувства. Словно я лишился ноги. Моя походка изменилась. Стала неуверенной. Неестественной. Я чувствовал, будто заваливаюсь на бок.
Но продолжал идти, крепко сжимая лук, постоянно оглядываясь и прислушиваясь.
Я просто исследовал территорию. Я не собирался совершать поспешных действий. Вот что я мысленно повторял себе. Но еще я думал, что если Джесс, как по волшебству, выбежит ко мне, мы сможем сбежать, и Брэнд, у которого не было лошадей, никогда не догонит нас в диком лабиринте из пустоты и руин, отделявшем меня от дома. Даже если я не найду подходящую лодку и не смогу вернуться обратно на западное побережье, я мог добраться верхом до развалин старого Скай-Бридж и доплыть до Ская вместе с собаками. Оттуда мы бы легко добрались до самой западной границы большого острова и жгли бы костры до тех пор, пока папа, Фёрг или Бар — или даже Льюисмены — не приплывут проверить, что происходит.
Надежда может удержать тебя на плаву в тяжелые времена. Она также может отправить тебя ко дну, если ты позволишь ей отвлечь тебя в неподходящий момент. Я с удовольствием представлял, как удивится моя семья, увидев меня на берегу Ская с обеими собаками, когда в дерево впереди меня вонзилась стрела и в лицо брызнули осколки коры.
«Не двигайся, — произнес сдавленный голос позади меня. — Или следующая стрела станет твоей».
По крайней мере это был не Брэнд. Но я ошибся, думая, что у него нет лошадей. Передо мной стояли три ездока, лица которых были закрыты старыми противогазами и шарфами. Один держал ружье с длинным кривым магазином. Остальные направляли на меня луки.
«Хорошо», — ответил я.
Люди уставились на меня. Тот факт, что я не видел их лиц, пугал меня, но они выглядели не менее встревоженными. Они словно не знали, что делать дальше.
«Я Гриз», — сказал я, подняв руку в знак приветствия.
«Не шевелись, — велел мужчина с ружьем. — И не разговаривай».
Я был уверен, что ему нужно было обдумать дальнейшие действия в тишине.
Я кивнул.
«Ты болен?» — спросил один из мужчин с луком. Его голос прозвучал моложе.
«Да, — повторил человек с ружьем. — Ты болен?»
«Нет, — ответил я. — Просто устал».
«Ты болел?» — спросил другой мужчина.
«Не особенно», — ответил я.
«Где остальные?» — спросил первый мужчина
