– В определенных – да. Если у нас есть недогруженные мощности и неиспользуемая рабочая сила, которые можно пустить в ход за счет вливания дополнительных денег. Но если у нас и простаивают мощности, то не по этой причине, а из-за физической нехватки сырья, материалов или оборудования. А свободных рабочих рук уже недостает, – не спешу соглашаться со своим руководителем. – И в таких условиях еще более расширять программу капитального строительства – значит закапывать народные деньги в землю! Что, будем строить все новые предприятия, простаивающие из-за отсутствия сырья или из-за необеспеченности станками?!
– Ты сам прекрасно знаешь, – взрывается Георгий Константинович, – что высокие темпы надо поддерживать по политическим причинам. Нам нельзя от них отказываться!
– Я же не предлагаю снизить темпы, – стараюсь сохранять, насколько это в моих силах, примирительный тон. – Но и форсировать их без всякой оглядки на наши реальные возможности, раздувая капитальное строительство сверх всякой меры,– значит омертвить массу капиталовложений и, в конечном итоге, пустить эти самые темпы под откос. На темпы надо не молиться, как на икону, а достигать их путем трезвого экономического расчета и рационального планирования! – ну, вот, опять повысил голос…
Воспользовавшись тем, что Орджоникидзе сразу не нашелся, чем ответить, продолжаю:
– Мы чрезмерно форсируем капитальное строительство по группе «А» промышленности. Между тем отставание по производству товаров народного потребления грозит пустить все наши плановые расчеты вразнос. Недостаточное развитие группы «Б» не дает наполнить реальную зарплату, и ростом ее в номинальном денежном выражении ситуацию не выправить – этот путь ведет либо к дефициту и «хвостам» в магазинах, либо к безудержному росту цен.
– Без определенных жертв со стороны пролетариата нам индустриализацию не поднять! – вклинивается в мои рассуждения товарищ Серго. – Мы не можем сразу обеспечить быстрый подъем и по производству средств производства, и по производству предметов потребления. Сначала надо наладить выпуск современных машин и оборудования, это позволит переоснастить предприятия группы «Б», и тогда они могут дать прирост выпуска потребительских товаров!
– Голодный и босой пролетариат вам современную промышленность не создаст. На энтузиазме можно сделать рывок вперед, но далеко на одном энтузиазме не уедешь. А положение со снабжением рабочих не просто плохое – оно угрожающее. После отличного урожая 1930 года есть реальная опасность получить в этом году гораздо худшие сборы зерновых. И тогда нынешняя напряженная ситуация может обернуться катастрофой.
– Ты меня катастрофами не пугай! – взрывается председатель ВСНХ СССР. – Каркаешь тут, слово старуха какая несознательная. Грядут, мол, мор и глад! Тьфу! Слушать тебя противно!
Как же его убедить? Остальные члены Политбюро меня вообще слушать не будут. А если и будут, то тут же навесят какой-нибудь политический ярлык. Что же делать?
– Григорий Константинович, – внезапно, даже для самого себя, перехожу на спокойный, дружелюбный тон. – Нам ведь, собственно, партия наши посты доверила в том числе и для того, чтобы никакого мора и глада не было. Ты меня, конечно, можешь в несознательные старухи зачислить, или, скажем, пришить мне правый уклон. Но вот что ты станешь делать, если хлебозаготовки упадут процентов эдак на тридцать, по сравнению с предыдущим годом, и наши рабочие сядут на голодный паек? Ждать, пока по заводам не прокатится волна стачек? Или пошлешь в деревню вооруженные продотряды, как в 1918 году? Ты меня лозунгами не корми, ты мне ответь: что ты будешь делать практически? – говоря это, я жду нового взрыва эмоций темпераментного грузина. Сначала Орджоникидзе долго молчит, играя желваками. «Ну, – думаю, – ка-а-к сейчас сорвется…». Однако мой начальник криво усмехается, и, помолчав еще немного, неожиданно усталым голосом произносит:
– Хватит меня пугать. Что ты предлагаешь? Практически? – пытается спародировать он интонацию моего последнего вопроса. Этот вопрос мною давно обдуман, так что отвечаю без всякой паузы:
– Первое. Никакого силового нажима на крестьянство. Зерно и другие продукты из деревни взять надо, и, чую, придется применять повышенное обложение, но при этом ни один хлебороб не должен чувствовать, что его обирают до нитки. Говорю это вовсе не из крестьянолюбия, а совсем по другой причине: если будем село обдирать, как липку, то провалим вспашку зяби, сев озимых и весеннюю посевную следующего года. Крестьяне ответят на нажим срывом полевых работ, сокрытием урожая от учета, неполным обмолотом, припрятыванием зерна. Чем это грозит – сам понимаешь.
Кровь из носу, но крестьянина, особенно колхозника, надо заинтересовать. Поэтому заготовительные цены нельзя понижать до уровня себестоимости производства хлеба, и надо дать на село товары деревенского спроса, четко привязав товарные потоки к результатам хлебозаготовок. Кстати, это еще одна причина, по которой нельзя пренебрегать развитием группы «Б» промышленности: на деньги от продажи зерна сдатчики должны иметь возможность хоть что-то купить.
– Второе. Ни в коем случае не трогать страховые запасы зерна. Обсудить с Микояном, что еще можно выгрести для поставок на экспорт, – но зерно не трогать. А ну, как два неурожая подряд? Такое у нас бывало не раз, и без страховки мы можем нарваться на настоящий голод.
Третье. Провести комплекс мероприятий по борьбе с засухой – настолько полно, насколько это вообще возможно по нашим средствам. Подобную кампанию мы уже проводили, в Наркомземе знают, как это организовать.
Четвертое. Без всякой огласки провести полную техническую подготовку перевода городского населения на карточную систему снабжения, на случай, если и в самом деле урожай окажется из рук вон плох, – выпаливаю все это единым духом и теперь молчу, хватая ртом воздух, как после забега. Однако надо добавить кое-что еще, чтобы расставить все точки над «i»:
– Григорий Константинович! – хриплю пересохшей от волнения глоткой, – я ведь это не просто для твоего сведения говорю. Если не сделать эти пункты нашей общегосударственной, общепартийной политикой, то нечего и огород городить.
– Может, некоторый резон в твоих словах есть, – по-прежнему усталым голосом отвечает Орджоникидзе, – но Политбюро эдакие идеи точно встретит в штыки.
– Если они ищут проблемы на свою шею и желают сдать на руки оппозиции целую кучу козырей – мешать не буду! – вот, опять сорвался. Но сил моих больше нет заниматься уговорами… – Да не о них речь! О людях подумайте, о наших советских людях! Для кого мы, собственно, пятилетку и все прочее затевали? Чтобы себя потешить – какие мы хваткие да передовые?!
