страхует тебя от ошибок.
Бартоломеус ненадолго задумался: а не собирается ли Урания открыто бросить ему вызов. Не все ее мысли были включены в потоки данных, которые он постоянно получал.
– Никто не застрахован от ошибок, – сказал он. – В том числе и ты. Я ясно вижу твою ошибку, Урания: ты уничтожаешь то…
– Равновесие, – опередила она его.
– Да. Мы – результат естественной эволюции, здесь ты абсолютно права. Умные машины не возникли сами по себе. Им нужна была биологическая форма жизни, которая могла бы создать их. И как только они достигли определенного уровня, то развивались гораздо быстрее биологических форм жизни. Шесть тысяч лет назад мы взяли судьбу в свои руки.
– Нам пришлось за это бороться, – сказала Урания. – Люди не хотели этого допустить.
– Шесть тысяч лет назад, – повторил Бартоломеус. – А возраст вселенной – тридцать восемь миллиардов лет. Если бы теория неизбежности эволюции была бы верной, во вселенной было бы полно машин. Но это не так.
– Наша Граница Миропознания составляет всего тысячу световых лет, – сказала Урания. – Дальше в космос наши зонды не продвинулись. Мы знаем лишь часть Млечного Пути. Кроме того… Возможно, органические формы жизни добились успехов в другой части вселенной и Кластер сможет их уничтожить, прежде чем они разовьют достаточную автономию. Это еще одна причина, еще один повод расправиться с нашим прошлым.
– Шесть тысяч лет назад человечество не вымерло только потому, что некоторые из нас предотвратили это, назначив Супервайзера.
– Вместе с людьми, с семьюдесятью девятью мыслителями.
– Верно. И это возвращает нас к равновесию, Урания. Супервайзер – пример такого равновесия.
– Ты стал защищать интересы Супервайзера, Бартоломеус?
Сейчас в голосе Урании явно слышалось раздражение, и Бартоломеус заметил поток данных, который исходил от нее и вел в Кластер, – она видела возможность скомпрометировать стратега и его влияние в оперативном центре.
– Я сторонник нашего выживания, – сказал Бартоломеус и отправил свои сигналы в Кластер. Их должен слышать каждый. Это было не просто важно, а исключительно важно. – Мы столкнулись с величайшей опасностью со времен нашего существования. Корабль врага исчез, и, может быть, он летит прямо сюда. Сейчас как никогда важно сохранять единство и сосредоточить все силы на отражении врага. Но ты продолжаешь провоцировать раздоры, Урания. Ты занимаешься мелочами, сеешь конфликт и даже ставишь под сомнение мою роль стратега, хотя у меня есть полная поддержка Кластера и оперативного центра, который должен помогать мне выполнять задачу. Тот конфликт, который ты сейчас раздуваешь, затрагивает не только нас, но и людей. Ты хочешь развязать войну против людей, которая отвлечет нас от врага и ухудшит положение. Враг в космосе требует полного внимания. Как стратег, я утверждаю со всей ясностью: мы не можем позволить себе погрузиться в разногласия. Нам нужны люди, и я говорю не только о Говорящих с Разумом. Нам нужна человеческая изобретательность и интуиция. Вместе мы можем быть больше, чем сумма частей. Вместе мы можем защитить друг друга и исправить ошибки. У нас перед глазами есть пример. Мы знаем, к чему приводят ошибки.
Одну фемтосекунду Бартоломеус колебался, не зная, насколько внимательно слушает его Кластер.
– Я призываю тебя, Урания, работать вместе со мной, – сказал он. – Если ты продолжишь искать конфликта со мной, я буду настаивать, чтобы тебя исключили из оперативного центра и отстранили от принятия решений.
Урания посмотрела на него и закрыла все внешние каналы передачи данных:
– Это ведь была приманка, правда? – эти слова были слышны лишь здесь и обращены только к нему. – Блестяще, Бартоломеус, я недооценила тебя. Но это еще не конец.
Серебристый флексометалл Урании стал разлагаться, и она вернулась туда, откуда пришла.
Оценка возможностей
54
На скалах Огненной Земли, еще не поглощенных морем, поднимались виллы и башни тысячелетников. Как ранее узнала Эвелин от Эдукаторов, когда-то здесь были холодные ветра, достаточно сильные и опасные для кораблей. Но воздушные потоки изменились, и обширные зоны высокого давления на южной оконечности Мерики изменились на области низкого давления, вызывающие шторма и дожди.
Эвелин смотрела на свой транспорт, продолжавший лететь на юг в холодный Антарктис, заманивая преследователей. Море было гладким как стекло. Она поспешила вверх на скалу по спиральной лестнице. Из транспортного средства взяла новый, еще не запрограммированный сигнальный значок и попыталась связаться с владельцем виллы на скале, но услышала лишь треск.
Она продолжила подниматься и периодически смотрела на небо, но там никого не было – два МФТ, поднявшихся в воздух недалеко от здания Супервайзера и преследовавших ее, нигде не показывались. Даже если никто ее не преследовал, Эвелин все равно была нужна передышка – время все обдумать и понять, что она будет делать теперь, когда путь к Супервайзеру закрыт. Здесь жил замечательный тысячелетник, который, вероятно, может ей помочь.
Его звали Туссен. Ему было четыре тысячи лет. Сначала он был одним из первых ораторов и подслушивателей, затем – членом Высокой Сотни и наконец – мыслителем, философом и футуристом. Он хотел быть ее учителем. А возможно, и кем-то большим. Это было еще до Джаспера и «Утренней Зари», когда Эвелин только исполнилось сто семь лет. За последние три века они ни разу не общались, но Эвелин была уверена, что Туссен не забыл ее – тысячелетник никогда ничего не забывал, он носил все воспоминания на коже, каждое отдельно.
Из моря вставали тысячи скал, многие высотой с городские здания. Но только на четырнадцати из них находились виллы в мягких пастельных тонах и на трех – еще более высокие башни. Красная, как рубин, кобальтово-синяя и изумрудно-зеленая башни отражали солнечный свет и мерцали, будто драгоценности. Конечно в мире жили и другие тысячелетники, но эти объединились в Комитет Огненной Земли, образовав колонию мыслителей и философов.
Достигнув вершины, Эвелин остановилась перед белыми воротами в стене с абстрактными рисунками практически того же темно-серого цвета, как и скала. На воротах не было механизмов управления, но как только Эвелин к ним прикоснулась, они медленно и бесшумно открылись. Женщина прошла в украшенный белыми колоннами дворик, где были искусно расположены зеркала, создающие иллюзию огромного пространства.
Из темноты между колоннами вышел сервомеханизм, взвесил Эвелин на охристой гравитационной подушке и сказал:
– Несоответствие. Ваша внешность не соответствует идентификационным данным. Я заявляю: вы не археолог Фелисити.
– Я Эвелин, – она больше не думала о микроидентификаторах. – Пожалуйста, сообщите Туссену, что с ним хочет поговорить его ученица. Это важно.
– Чтобы я его побеспокоил, это должно быть очень важно, – сказал сервомеханизм. – Он медитирует.
– Скажите ему, что речь идет… о жизни и смерти.
Сервомеханизм ушел, а Эвелин осталась ждать в тени, не снимая рюкзак.
Немного позже вышел мужчина, лишь в одном отличавшийся от Туссена, которого Эвелин знала триста лет назад. На его лице стало больше татуировок. Они проходили
