— Карла? — дотронулась до ее руки Лайза, глядя вверх широко открытыми глазами, полными страха. — Она хочет выпороть меня?
— Тебя накажут после похорон, — с трудом выговорила Карла. — И мне придется написать в рапорте, что ты мне говорила.
Ребенок отшатнулся, уставившись вниз на черную кайму юбки Карлы.
— Я забыла. — Она повесила голову. — Я так боюсь…
— Время завтракать, а потом нам надо погулять в саду. Ты почувствуешь себя лучше, когда выйдешь на солнце и свежий воздух.
— Хризантемы, далии, маргаритки. Нет, вон те маленькие, с коричневой каймой…
Луэлья показывала цветы другим девочкам. Карла шла сзади, едва прислушиваясь и стараясь спрятать глаза от Лайзы, которая тоже тащилась позади. Она тревожилась за ребенка. Лайза спала плохо, не стала есть за завтраком и была такой бледной и изнуренной, что казалась недостаточно сильной, чтобы участвовать с ними в короткой прогулке по саду.
Важные лица теснились в мрачном старом доме, разговаривая тихими голосами. Карла почти не обращала на них внимания. «Я изменю все, если приобрету какой-нибудь авторитет, — говорила она своему молчаливому внутреннему я, которое слушало, но не отвечало. — Что я могу сейчас? Я собственность. Я принадлежу государству, мадам Трюдо и школе. Что хорошего, если я не стану повиноваться, и меня тоже выпорют? Может ли это хоть чему-то помочь? Я-то не стану бить ее слишком сильно». Внутреннее я ничего не говорило, но ей показалось, что она расслышала насмешливый хохоток столь чтимой всеми мумии.
У них же остались все эти пустые школы, мили и мили школьных коридоров, по которым не ступали ничьи ноги, столы, за которыми не сидели студенты, книги, где не рисовали ученики, и они привели туда детей и сразу увидели, кто не тянет, кто не может научиться новым порядкам, и они избавились от них. Умно. Очень умно. Они были умны, они обладали вещами, деньгами и были полны ненависти. Боже мой, как они ненавидели. Победители ненавидят больше всего. И еще больше боятся. Все время.
Карла заставила свои руки не шевелиться, сложив ладони перед собой, заставила голову остаться склоненной. Голос теперь звучал и звучал, она не могла от него освободиться.
…каждый день шел холодный ледяной дождь и папа не вернулся а мама сказала спрячь ребенка спрячьтесь в пещере где тепло и не шевелись что бы ни случилось не шевелись дай-ка я одену это тебе на руку никогда не снимай если они найдут тебя покажи ми покажи заставь их взглянуть…
Явилась смена, и Карла ушла. В широком коридоре, ведущем к заднему крыльцу, ее остановила жесткая ладонь, вцепившаяся в руку.
— Черт, вот она, кажется. Иди-ка сюда, девочка, дай-ка я на тебя взгляну. — Ее повернули, та же ладонь ухватила ее за подбородок и подняла голову. — А я что говорил! Я заметил ее еще в том конце коридора! То, что у нее есть, не спрятать под длинными юбками и стрижкой наголо, не так ли? Я ее засек! — Он рассмеялся и повернул голову Карлы в сторону, чтобы взглянуть на нее в профиль, а потом засмеялся еще громче.
Она видела только, что он краснорожий, с кустистыми бровями и густыми седыми волосами. Его лапа жестко держала подбородок, пальцы больно вцепились в челюсть по обе стороны.
— Виктор, оставь ее, — сказал затем холодный женский голос. — Ее уже избрали Подмастерьем Учителя.
Он оттолкнул Карлу, продолжая удерживать ее подбородок и посмотрел вниз на юбку с широкой черной каймой по нижнему краю. Он пихнул ее так, что она отлетела к противоположной стене. Она прижалась к ней, чтобы не упасть.
— Чья она? — мрачно спросил он.
— Трюдо.
Он повернулся и затопал прочь, не глядя больше на Карлу. На нем была синяя с белым одежда Законника. Женщина была Леди в розовом и черном.
— Карла, иди наверх. — Из открывшейся двери вышла мадам Трюдо и встала рядом с Карлой. Она с головы до ног осмотрела дрожавшую девушку. — Теперь ты понимаешь, зачем я избрала тебя еще до этой поездки? Для твоей собственной безопасности.
Они пошли на кладбище в субботу, в яркий теплый день с золотистым светом и запахом горящих листьев. Закончились речи, сыграли любимую мелодию мадам Вестфол, и служба завершилась. Карла страшилась возвращаться в дормиторий. Она продолжала пристально следить за Лайзой, которая казалась тенью самой себя. Трижды в течении ночи ей пришлось держать девочку, пока не стихли ее кошмары, и каждый раз она гладила ее тонкие волосы и мягкие щеки, бормоча что-то успокаивающее, но понимала, что только трусость не дает ей сказать, что именно она будет руководить поркой. Первая лопата земли была брошена на крышку гроба и все повернулись уходить, когда вдруг воздух наполнился грубым смехом, непристойными песнями и дикой музыкой. Она кончилась так же внезапно, как и началась, но группа присутствующих замерла, когда стала так неестественно тихо. После такой маниакальной вспышки даже птицы не решались издать ни звука.
Карла не смогла удержаться, чтобы не бросить непроизвольного взгляда на лес, окружавший кладбище. Кто мог такое осмелиться? Шевельнулись лишь один-два листочка, легко спланировав вниз в мягком воздухе. Где-то далеко птицы снова запели, как будто злые духи, пронесшиеся мимо, уже удалились.
* * *
— Это прислала тебе мадам Трюдо, — нервно сказала Луэлья, вручая Карле прут. Он был пластиковый, длиной в три фута, тонкий и гибкий. Карла посмотрела на него и медленно повернулась к Лайзе. Казалось, что девочка шатается от страха.
— Я проведу порку, — сказала Карла. — Ты должна раздеться.
Лайза с недоверием уставилась на нее, потом вдруг пробежала через всю комнату и бросилась в объятия Карле, крепко обнимая ее и всхлипывая.
— Спасибо, Карла! Спасибо тебе большое! Я так боялась, ты не представляешь, как я боялась! Спасибо тебе. Как тебе удалось заставить ее, чтобы это сделала ты? Тебя не накажут тоже? Я так люблю тебя, Карла! — В своем облегчении она говорила бессвязно, срывая с себя платье, белье и поворачиваясь.
Ее кожа была бледной и нежной, округлые ягодицы с ямочкой сверху. У нее еще не было талии, не было грудей, не было волос на ее детском теле. Ночью она хныкала как дитя, крепко прижимаясь к Карле и пряча голову в ложбинке ее грудей.
Карла подняла прут и опустила вниз так легко, как только смогла. Но и это было слишком сильно. Остался красный рубец. Девочка наклонила голову ниже, но не захныкала. Она держалась за спинку стула, и стул дернулся, когда ударил прут.
Было бы хуже, если б это делала мадам Трюдо, думала Карла. Она бы пыталась причинить боль, она хлестала бы так, чтобы потекла кровь. Почему? Зачем? Прут висел безвольно, и она поняла, что для них обеих будет тяжелее, если она не закончит порку быстро. Она снова подняла прут и снова почувствовала, как он впивается в плоть, вызывая ответные вибрации в ее руке, во всем ее теле.
