– До какого времени?
– Пока не выйдем на биржу, – сказал Коростель. «Омоложизнь» собиралась устроить фурор на рынке, начав продажу сразу нескольких продуктов. Они смогут создавать целиком спрогнозированных детей, по любым спецификациям покупателя, физическим, интеллектуальным и поведенческим. Ныне существующие методы по-прежнему неточны, сказал Коростель: избегать врожденных заболеваний уже удается, но процент брака все равно велик. Клиенты не знают точно, получат ли то, за что заплатили, и к тому же слишком много непредвиденных последствий.
По методу «Пародиза» соответствие конечного продукта клиентским запросам составит девяносто девять процентов. Можно создавать целые популяции людей с заданными характеристиками. Красота, разумеется, – красота всегда в цене. И послушание: некоторые мировые лидеры уже выразили интерес. «Пародиз» разработал кожу, невосприимчивую к ультрафиолету, встроенный репеллент и беспрецедентную способность переваривать неочищенное растительное сырье. Что касается иммунитета к микробам – то, что раньше достигалось с помощью лекарств, скоро станет врожденным свойством организма.
По сравнению с проектом «Пародиз» даже «НегаПлюс» – грубая подделка, хотя и прибыльное промежуточное решение. Но в долгосрочной перспективе сочетание этих двух продуктов даст человечеству громадные преимущества. Они неразрывно связаны – таблетки и проект. Таблетки остановят хаотичное размножение, а проект заменит его прогрессивным методом. Можно сказать, это две фазы одного плана.
Просто удивительно, сказал Коростель, что недостижимые когда-то высоты с такой легкостью покоряются здесь, под куполом. Пришлось модифицировать мозг древнего примата, ни больше ни меньше. Исчезли деструктивные наклонности – наклонности, которые являлись причиной большинства бед. К примеру, расизм, или, как его называли в «Пародизе», псевдовидообразование, в контрольной группе уничтожен полностью: просто отключен связанный с этим механизм, люди «Пародиза» не различают цвета кожи. В их обществе невозможна иерархия, потому что у них нет нейронных комплексов, которые смогли бы ее сформировать. Поскольку они не являются ни охотниками, ни земледельцами, стремящимися к захвату земель, территориальность также отсутствует: принцип «царя горы», встроенный в шарики и ролики человеческого мозга, ликвидирован. Они не едят ничего, кроме листьев, травы и, может, ягод, – соответственно, пища, необходимая им для жизни, всегда под рукой в огромных количествах. Их сексуальность не терзает их постоянно, ни облачка беспокойных гормонов; они входят в течку и спариваются с регулярными интервалами, как все млекопитающие, за исключением людей.
На самом деле, поскольку у этих людей нет ничего, что можно передавать по наследству, у них не будет ни генеалогии, ни свадеб, ни разводов. Они идеально приспособлены к среде обитания, в которой им придется существовать, следовательно, им не нужно строить дома, создавать инструменты, оружие, даже одежду. Им не нужны пагубные символы, вроде королевств, икон, богов или денег. Что лучше всего, они перерабатывают собственные экскременты. Это был гениальный сплайс с использованием генов от…
– Постой-постой, – сказал Джимми. – По-моему, средний родитель от ребенка ждет вовсе не этого. Ты не увлекся часом?
– Я же говорю, – терпеливо объяснил Коростель, – это образцы. Они представляют собой искусство возможного. Для будущих покупателей мы будем создавать детей в соответствии со списком требований. Разумеется, не все захотят иметь полный набор фич, это мы тоже учли. Хотя ты удивишься, когда узнаешь, скольким людям нужен милый умненький ребенок, который ест одну траву. Вегетарианцы очень заинтересованы. Мы проводили маркетинговые исследования.
Какая прелесть, подумал Джимми. Вы сможете использовать ребенка вместо газонокосилки.
– А говорить они умеют? – спросил он.
– Ясное дело, умеют, – ответил Коростель. – Когда им есть что сказать.
– А шутить?
– Вообще-то нет, – сказал Коростель. – Чтобы шутить, нужно чуточку злобы, нужно быть слегка на грани. Мы двигались методом проб и ошибок, и до сих пор продолжаем над этим работать, и вскоре, я думаю, от шуток мы избавимся. – Он поднял свой стакан и улыбнулся Джимми. – Я рад, что ты здесь, орех пробковый. Мне совершенно не с кем было поговорить.
Джимми получил отдельную квартиру внутри купола. Его вещи уже были привезены туда и в лучшем виде разложены по местам: белье – в ящике для белья, рубашки аккуратно сложены, электрическая зубная щетка воткнута в розетку и перезаряжена – да еще обнаружились вещи, которых, насколько Джимми помнил, у него никогда не имелось. Новые рубашки, новое белье, новые электрические зубные щетки. Кондиционер выставлен на ту температуру, которая ему нравилась, на столе в столовой накрыт ужин (дыня, ветчина, сыр бри – судя по этикетке, настоящий). На столе в столовой! У него и столовой-то никогда не было.
Сверкает молния, грохочет гром, льет дождь, такой сильный, что воздух побелел, как молоко, плотный туман, будто текучее стекло. Снежный человек – болван, фигляр, трус – скрючился на стене, голову прикрыл руками, если сверху посмотреть – полный идиот. Он гуманоид, он гоминид, он отклонение, он ужасен: он будет легендой, если найдется кому складывать легенды.
Если бы только рядом был слушатель, какие байки он смог бы поведать, какие стоны простонать. Жалобы влюбленного на свою любовь или что-то в этом духе. Есть из чего выбрать.
Потому что в воспоминаниях он приблизился к кульминации, к той части трагедии, где значится ремарка: Входит Орикс. Роковой момент. Но какой из них роковой? Входит Орикс, маленькая девочка с педофильского порносайта, в волосах цветы, на подбородке взбитые сливки; или Входит Орикс, девочка-подросток из новостей, которую вызволили из гаража старого извращенца; или Входит Орикс, обнаженная менторша, в закрытом святилище Детей Коростеля; или Входит Орикс, на голове полотенце, только что из душа; или Входит Орикс, в сером брючном костюме и туфлях на каблуке, в руке портфель, ас глобальной коммерции из ОП? Какой момент – роковой, и как можно быть уверенным, что некая тема соединяет первый эпизод с последним? Была ли единая Орикс, или имя ей легион?
Любой момент подойдет, думает Снежный человек, и дождь течет по его лицу. Все они есть, ибо все они сейчас со мной.
О, Джимми, это так позитивно. Я так счастлива, что ты это понимаешь. «Пародиз» потерян, но ведь ты носишь его в себе – «внутри себя, стократ блаженный рай»[32]. А потом серебристый смех, прямо над ухом.
