Ознакомительная версия.
Резкая керосиновая вонь. Пора выбираться.
– Леа! Лей!
Стон.
Новая автоматная очередь: они бегут сюда, дерьмо, неужели снова попасться к ним в руки?
Только не это!
Фатма завыла от отчаяния: огонь вести невозможно, загорится керосин. Нужно убираться отсюда, но Леа! И ноги!..
Рев винта над головой, вой, в который сливаются отдельные выстрелы авиапушки.
– Девятая! Фатма, вы живы? Отвечай!
– Живы!
– Мы идем к тебе! Слышишь? Продержись там немного, пятая-седьмая идут к тебе!
Тамара посадила «Ворона» так близко к борту-девять, как только могла.
– Леа! Леа, очнись! – Фатма толкнула своего пилота несколько раз. Наградой ей был еще один долгий стон и мутный взгляд. Уже что-то.
Маленькая фигурка, которую при всем желании нельзя было принять за мужскую, побежала, пригибаясь, от пятого вертолета к «девятке». «Семерка» висела над головой, готовая прикрыть огнем, если что.
– Фат! Леа! – Это была Рита О’Нил. – Вылезайте!
Леа сделала движение головой, которое можно было принять за отрицание.
– Не можем, – выдохнула Фатма.
– Fuck! – Рита ножом разрезала ремни безопасности, вытащила Леа из машины – та повисла на ней мешком. – Выползай, Фат! Что ты сидишь, как засватанная?
– Но-ноги… Заклинило…
– А-а, холера! Попробуй что-нибудь сделать, я сейчас вернусь.
– К вам идут коммандос, девочки! – сказал мужской голос. – Мы вас видим, не волнуйтесь.
Фатма проследила взглядом Риту и Лею – Аллах, как медленно! Она собралась с силами и посмотрела вниз, на свои ноги.
Кровь. Разорванная ткань. Что-то белое торчит наружу.
«Это кость. Мои ноги сломаны. Мне должно быть очень больно».
И через миг ей стало очень больно.
Не помня себя, она ударила по замку аптечки, нашарила ампулы-шприцы и горстью выгребла их оттуда. С трудом различина синюю – анальгетик, – сорвала зубами колпачок и вонзила иглу в бедро, выжимая капсулу.
В секторе было сравнительно спокойно: штабс-капитан Перельман прикрывала эвакуацию пушечным огнем. Испортить погоду могла только случайная пуля, и Фатма, следя глазами за подругами, молилась о том, чтобы этой пули не было…
Вот они бегут – качинские коммандос, ефрейтор и двое солдат. Сейчас ее вытащат. Сейчас они подойдут и заберут ее.
Господи, только бы не было случайной искры в поврежденной рации! Только бы не загорелось топливо!
Быстрее! Быстрее, шайт!
Откуда взялся этот пулеметчик? Почему именно в это окно он высунул рыло своей машинки, почему именно их избрал целью?
Рита, уже выбежавшая было на помощь, кинулась обратно в машину. Вертолет оторвался от земли, и Фатма закричала в отчаянии: ее бросали здесь! Бросали одну!
Она отложила пистолет и взяла гранату. Лучше подорваться на своей гранате, чем сгореть заживо.
Ближе всех к ней успел подбежать ефрейтор. Умирая, он цеплялся руками за полоз.
Фатма завыла от муки и отчаяния. Одна, одна, все погибли, и как больно!!! Почему-то ей показалось, что эти коммандос – последние на советской базе, и вертолетов прикрытия больше не существует, что она предана, брошена всеми!
Советские солдаты, ободренные огнем пулеметчика, приближались. Она уже видела одного совсем близко. Поняла, что он распознал в ней женщину. Прочла по губам: «Сука!»
Ближе!
Ближе…
Дмитрий Пономарь 2 рота 1 батальон 25 дес бригада
29 мая на блокпост напали шмальнули из гранатомета. Диагноз ОРВИ.
Кольцо гранаты подалось неожиданно легко. Так же легко разжалась рука. Сквозь кружение алых пятен и гул в ушах донесся стук железа о железо.
Мучиться осталось не более пяти секунд. Это немного утешало. А главное – ни живой, ни мертвой ее больше не коснется мужчина.
Ни один.
* * *
Рита буквально вымела площадь огнем и достала того ублюдка в окне – но что толку? Что толку, если мертвы коммандос и мертва Фатма?
Что там случилось – она попробовала отстреливаться и взорвался керосин? Или она сама взорвала гранату, дождавшись, пока советские солдаты подбегут поближе? Да какая разница… «Ворон» горел между бараками, содрогаясь от взрывов боезапаса. Погребальный костер для летчицы, коммандос и двух советских солдат.
– Девочки, Сид, у нас все! – сказал командир группы «Тед». – Начинаем отход.
Я развернула машину к вертолетной стоянке. Там уже ахнуло, блеснуло и заполыхало – взорвались Ми-24, Ми-6 и Ми-8, заминированные коммандос из качинского спецотряда.
На пожар летела колонна грузовиков, и Рахиль попыталась ее расстрелять – но пушка заглохла: боезапас кончился.
Мне это не понравилось. Формально все в рамках задачи: причинить как можно больше разрушений на авиабазе, но расстреливать беззащитную пехтуру… И задерживаться здесь дольше, чем нужно… Еще вчера мне казалось – сколько их ни убивай, все будет мало. Но жажда крови насытилась как-то быстро.
Впрочем, Рахиль могла приказать мне как командир звена – и не приказала.
А я должна была поговорить с ней как подруга – и не поговорила.
Нас после вылета отпустили в бар, хотя приказали ничего крепче пива не пить. Мы потеряли два вертолета, «Гусары» – один. Но у нас погибло трое, у них – девятеро, и еще шестеро коммандос во время боя за аэродром. Когда я закрывала глаза, горящая машина Фатмы вставала под веками.
Я так и не решилась поговорить с Рахилью. Мы просто сидели и молча пили.
– О, вот Женька Бурцев идет… – сказала она вдруг.
Я развернулась и оказалась лицом к лицу со знакомым офицером из коммандос. Знакомым? А где я его видела?
Ночью, возле клуба – вот где. Поручик Бурцев…
– Поздравляю с удачным вылетом, – сказал Бурцев.
– Спасибо, – сказала я. – Правда, у нас тут немножко поминки.
– Да. У нас тоже. Но я хотел внести нотку оптимизма.
– Фатма Фаттахова – вы ее помните?
– Такая полненькая, с красивой косой?
Рахиль незаметно растворилась в другой компании.
– И еще Роза Циммерман и Марина Клюева.
– Мне очень жаль. Женщины не должны так погибать.
Я ощутила укол раздражения.
– А как, по-вашему, должны погибать женщины?
– Никак. В своей постели, в преклонные годы, в окружении правнуков…
Я усмехнулась. Мой отец умер в своей постели, а перед тем провел в ней год: инсульт разразил его прямо за именинным столом. Так что у меня никаких преференций на этот счет не было. Нет, была одна: быстро.
– Я могу лишь пожелать вам того же.
Он усмехнулся.
– Да, но мы матерьял в принципе расходный.
Нечто в этом роде порой изрекал Арт, и тогда это меня раздражало, а сейчас просто взбесило.
Ознакомительная версия.
