Кричать она боялась. Ей казалось, что, если позовет на помощь, Диметрос забьет ее до смерти. В гудящей от боли голове пульсировала лишь одна мысль: надо дать знать Маарду, где она, но как это сделать?
— Пожалуйста… Мне очень больно, — она заговорила, тщательно подбирая слова. — Опусти меня на землю. Я пойду сама. Я смогу. Не убегу. Все равно некуда. Пожалуйста. Так очень больно руки.
Диметрос остановился, поставил девушку на ноги. Она пошатнулась, но устояла. Надо идти самой. Так увидишь больше, можно будет хоть что-то передать Маарду.
— Шагай вперед. Наручники не сниму — не проси. Шустрая ты слишком.
Колко. Осенняя жухлая трава зло цеплялась за чулки, путалась под ногами, мешая идти быстро и ровно. Вспомнилось поле «метелочек» из сна — почти до горизонта… Тильда осторожно ступала, боясь споткнуться об одну из многочисленных кочек и упасть. Гул в голове усилился, стал мучительным и навязчивым.
— Вон к тем кустам и прямо через них, — направил девушку конвоир.
Продравшись сквозь переплетение веток, Тиль остановилась, уставившись прямо перед собой. Трансформаторная подстанция. Вот куда он ее вел. И вот что это за гудение.
— Иди.
— Ты загонишь меня в высоковольтную будку, и я умру от тока?
«Слушай меня, Маард. Пожалуйста, слушай!»
— Не болтай ерунды, шагай, — Диметрос раздраженно пихнул ее в спину.
— О чем еще можно думать, когда тебя ведут к трансформаторной подстанции?
— Что-то ты слишком разболталась. Рот закрой и иди вон туда.
«Вон туда» оказалось бетонной одноэтажной коробкой метров десяти в длину, с узкими оконцами под плоской крышей. Диметрос открыл обитую жестью дверь, толкнул Тильду внутрь. Нагромождение труб, механизмов, ящиков. Пыль. Неприятный запах озона. Шаги отзывались глухим эхом, тонущим в непрерывном гудении.
— Подсобка, — произнесла Тиль.
Диметрос стиснул ее локоть и поволок в угол.
— Сядь!
Девушка покорно опустилась на колени. Мужчина бросил на бетонный пол сумку, достал из кармана ключ, присел, отомкнул браслеты наручников — и тут же защелкнул один браслет на запястье левой руки Тильды, а второй — на металлических прутьях дренажной решетки в полу.
— Вот так. Посидишь, пока я поторгуюсь. Пить захочешь — вода в сумке. Не думаю, что ждать тебе придется долго. Максимум до вечера. Орать бесполезно. Да, кстати…
Он резко задрал на ней свитер и дернул за медальон. Тильда ахнула, попыталась одной рукой удержать, не позволить… тонкая серебряная цепочка порвалась мгновенно.
— Жаль, поздно догадался, где у тебя жучок. Тебя и с ним не найдут, но без него мне спокойнее. Ну, до скорого, Тильда.
Диметрос спрятал трофей в портмоне и ушел. Лязгнул засов запираемой снаружи двери. Тильда рванулась изо всех сил и закричала — отчаянно и жалобно.
Утро растекалось по телу теплой волной. Рассвет, играющий на одеяле солнечными зайцами, пах медом. Ингрид сделала попытку растолкать Маарда, пропищала что-то насчет «тебе в госпиталь», но разморенный Игорь молча подгреб ее под себя, губами перекрыв путь словам. Еще какое-то время мысли были заняты другим.
Госпиталь. Спешка, рутина, будни. Все пустое. На самом деле нет ничего важнее, чем здесь и сейчас. Нет ничего нежнее послушного женского тела под твоими ладонями. Нет ничего слаще ее поцелуев, музыки тихих стонов. Нет ничего дороже блеска возбужденных глаз из-под опущенных ресниц, легкого румянца, играющего на щеках. Он так соскучился по этому и так сладко было снова получать желаемое и настолько желанное.
— Медовая моя госпожа Ларсен, — прошептал Маард, на секунду оторвавшись от поцелуев.
Ингрид отвесила ему звонкий шлепок по ягодице и потянулась, подставляя ласкам упругую грудь с аккуратными, как у девочки, сосками. Маард пощекотал языком поочередно оба нежно-розовых сокровища, бережно прикусил.
— Надо вставаааа… — Ингрид сорвалась в сладостное мурлыканье, прогнулась довольной кошкой.
— Уже встал, — хитро прищурился Игорь, поглаживая нежные коленки и осторожно направляя себя между ее бедер.
Она не стонала — пела. Ее голос звучал песней счастливой, возбужденной самки. Изголодавшейся, наконец-то получившей заветное. Много-много, досыта.
— Еще… — то коротко выдыхала, то тянула она. — Еще-о-оо…
Даже цунами бывает нежным. С ней-то, восхитительно-медовой…
После Ингрид снова уснула, прижавшись к боку Маарда теплым комочком и подтянув к животу колени. Он выбрался из кровати, укутал женщину одеялом. Осторожно сунул голову под кран с холодной водой, смыл приятное обалдение. Оделся, наспех привел себя в порядок, проверил, не забыл ли что, и покинул маленькую съемную квартиру в центре города. Как там Ингрид хвасталась — корпорация снимает для своих ВИПов.
Неудивительно, что через главный вход Маарда в госпиталь не впустили. Смена Сереги давным-давно закончилась, а кабанообразный образ его сменщика оптимизма не внушал.
— Друг, пропусти, — попробовал сунуться Игорь. — Смилуйся над опозданцем.
— Вали-ка ты в приемное, опозданец, — прогудел охранник. — Пусть там с тобой и разбираются. Мне из-за придурков работу терять не резон.
В приемном пришлось сделать морду кирпичом, так как молоденькой медсестре вдруг вздумалось почитать Маарду мораль. Осеклась на полуслове, напоровшись на ледяной взгляд. Был бы у нее хвост — точно бы поджала. А так — послушно потрусила вызывать лечащего врача.
Виктор спустился из отделения почти сразу. Несколько секунд смотрел на Маарда с укоризной, потом спросил:
— Ну и что это было?
— Самоход, — честно ответил Маард.
— Давай-ка, голубчик, в палату вернемся. И там поговорим, — холодно сказал доктор.
В палате Виктор сел на стул у окна, жестом предложил Маарду присесть на кровать.
— Я жду объяснений, Гор. Гражданская одежда, самовольный уход… Это серьезно.
Маард на минуту задумался. Объяснить-то нетрудно. Захотят ли понять?
— Доктор, если бы вам подписали отсроченный смертный приговор, а вам еще и тридцати нет? Что бы вы хотели успеть сделать? Так, чтобы оставшееся время прожить, а не просуществовать. Учитывая, что перспектив на помилование — никаких.
Виктор пристально посмотрел на него, помолчал.
— Это повод уходить в самоволку? — поинтересовался.
— Это повод наплевать на пустяки и жить одним днем, — серьезно ответил Игорь. — Особенно когда твоя женщина приезжает к тебе за много километров. И ты не уверен, что завтра сможешь ходя бы подняться на ноги без посторонней помощи.
Врач опять долго молчал, будто вспоминал что-то важное, потом сказал:
