сказал он.
У меня не было слов. Лишь печаль. И внезапное желание найти Джой, обнять ее и сказать, что я поняла, почему она так разозлилась. Я была глупой. Слабой. Я ничего не знала.
«Она выносила ребенка, но он родился мертвым, — продолжил Брэнд. — Возможно, в прошлом врачи спасли бы его».
Джой. Мое сердце вновь и вновь разбивалось на осколки. Я рухнула на койку и уставилась в пол.
«Она была слишком юной, — добавил Брэнд. — Так сказала женщина».
«Какая женщина?» — спросила я.
«Высокая, которая стояла рядом с Эллисом, — ответил Брэнд. — Мария. Ее зовут Марией, как мать их бога. Она сказала, что Терция была слишком юной, поэтому ребенок погиб. После этого Джой стала бесполезной, так как жизнь больше не могла зародиться в ее утробе».
«А ее рука?» — спросила я.
«Джой рассказала мне, что Эллис снова попытался зачать с ней ребенка, — сказал Брэнд. — Через несколько лет. Вероятно, он сказал, что это важно для миссии, но я думаю, что он сделал это из принципа. Эллис жадный. Он попытался заставить ее и пригрозил кочергой, нагретой на огне. Так ее рука стала похожей на клешню».
«Он сжег ей руку», — выдавила я.
«Нет, — ответил Брэнд. — Она отказала ему. И заявила, что не боится. Эллис сказал, что проверит это. Он поднес раскаленную кочергу к ее лицу и спросил, по-прежнему ли она так храбра и…»
Его голос стих.
«И? — спросила я. — И что?»
«Джой не испугалась, — ответил Брэнд. — Она схватила кочергу и ударила его по лицу. Из-за ожога ее рука сморщилась и потеряла форму. Эллис едва не лишился глаза. За маской он скрывает шрам, оставленный Джой».
«Она молодец», — сказала я.
«Да, — согласился Брэнд. — Молодец. Сильная кроха. Неудивительно, что вы сестры. Вы даже внешне похожи».
Вот почему я остригла волосы. Чтобы стать похожей на мальчика. Потому что даже после трагедии мама видела меня и расстраивалась, думая, что Джой осталась жива. Я думала, папа разозлится на меня за то, что я остригла косы, но ему понравилась моя новая стрижка, и он даже подровнял ее в некоторых местах. Наверное, он тоже хотел, чтобы я выглядела как мальчик, на случай если консерваторы вернутся в поисках новых жертв. Я не знаю. Мне нравятся мои короткие волосы. С ними удобно работать на ветру.
Теперь я знаю, почему папа назвал меня сыном перед Брэндом. Ради моей безопасности. Даже тогда это было предупреждением. Не доверяй этому незнакомцу. Любым незнакомцам. Вот почему я не стала говорить правду Джон Дарк. Папа всегда излишне опекал меня, но при этом почему-то считал Бар взрослой и способной позаботиться о себе. Он не понимал, что я выросла и стала такой же сильной, как моя старшая сестра.
Было ли так всегда? Было ли безопаснее родиться мальчиком, чем девочкой в твое время?
Я вспомнила слова Джой.
«Ты веришь, что ее продали? — спросила я. — Мои родители».
Брэнд отвел глаза от замочной скважины. Я услышала, как он сел, прислонившись спиной к металлу.
«А ты?» — переспросил он.
«Ни на минуту, — заявила я. — Ни на минуту».
«Десятина, — сказал Брэнд. — Могли ли они отдать ее в качестве десятины?»
«Ты говоришь так из-за ее слов? — спросила я. — Чтобы мы жили спокойно?»
«Да, — ответил Брэнд. — Сделал бы это твой отец?»
Мне не пришлось думать.
«Нет», — ответила я.
«Потому что ты считаешь его хорошим человеком?» — спросил Брэнд.
«Нет, — возразила я. — Потому что не считаю его мягким».
«Да, — ответил Брэнд. — Он не показался мне мягким».
«Он сильный, — сказала я. — Как и я».
«Или я», — ответил Брэнд.
«Мы разные, — возразила я. — Ты не похож на нас».
«Возможно, — сказал Брэнд. — Но мы люди севера. Жизнь там тяжелее. Мягкостью ничего не добиться».
Таким был Брэнд. Он всегда много говорил. Наверное, ему нравился его голос. Он любил трепать языком, — и ты доверял ему меньше, чем если бы он молчал.
Утверждение «мы люди севера» звучало неплохо, пока ты не обдумывал его и не осознавал, что оно было пустым, как ведро без воды.
«Мне жаль, что она ненавидит тебя», — сказал Брэнд.
Он умел сказать правильную вещь, слова, которые ослабляли твою бдительность и проникали прямо в сердце.
«Мне тоже, — сказала я. — Но я не знаю, как это исправить».
«Я думал об этом», — сказал Брэнд.
«Она не твоя сестра, — заявила я. — Тебе не нужно переживать об этом».
«Да, — согласился он. — Но я не могу избавиться от мысли, что она могла ей быть. И на что бы это было похоже».
Со своими словами Брэнд мог подобраться так близко, что приходилось ненавидеть его ради собственной безопасности.
«Они отравили разум Джой, — сказал он. — Чтобы она смирилась. Чтобы не пыталась сбежать, потому что если вы отказались от нее, в чем смысл побега?»
«Она была ребенком», — сказала я.
«В этом мире? — спросил Брэнд. — Он слишком стар, и в нем не осталось молодых. Мы все живем взаймы».
«Это ничего не значит», — ответила я, обдумав его слова.
«Я лишь пытаюсь сказать, что все мы ходим по краю, — сказал Брэнд. — Знаешь, что такое вымирание?»
«Да, — ответила я. — Знаю».
«Это про нас, — заключил он. — Про людей. Скоро нас не останется».
Тогда мы еще говорили. Теперь нет. Все из-за «Лезермана» и того, что я делаю по ночам. По ночам я ложусь под койку и царапаю стену. Сначала я отмечала дни с помощью острой отвертки. Краска на стене облезла, и оказалось, что под камнем скрывается штукатурка. Позже я обнаружила, что штукатурка была лишь тонким слоем на бугристых блоках, из которых вы строили дома. Они крупнее кирпичей, и между ними есть щели. Тогда я забралась под койку и начала царапать стену. Очень быстро штукатурка осыпалась. Я решила проверить, могу ли я сдвинуть блок и пробраться в другую камеру. Если у меня получится, возможно, я смогу сломать стену у двери, через решетку которой меня ударила Джой.
Брэнд назвал меня сумасшедшей.
Потом он сказал, что меня услышат.
Потом — что из-за меня у нас будут большие проблемы. А потом — что ему придется рассказать консерваторам, если я продолжу. Потому что даже если они не услышат, они все равно обнаружат, что я готовилась к побегу и что он скрывал это.
Я сказала, что это его решение. Я буду делать то, что хочу.
Брэнд не рассказал консерваторам.
Но перестал разговаривать со мной.
Я уже говорила, что меня спасла книга. Все время, пока я лежала на
