— Но? — подвела черту Дарья, у которой на дискуссию времени уже не оставалось.
— Но своих не сдаем! Да, и куда они денутся! — подвел черту Егор Кузьмич, который тоже, видно, следил за временем. — У них свои ограничения, у нас — свои. Что-то придется рассказать, но не все, — успокоил он Дарью. — Удачи, Дарья Дмитриевна!
7 октября 1930 года (третий день третьей декады месяца дождей 2908), Вена, Австрийская республика, планета Земля
Звякнул колокольчик, и Дарья перевела взгляд на входную дверь. Командарма она почувствовала минут пять назад, но сейчас — как и договаривались, — он появился в кафе во плоти. Егор Кузьмич стоял слева от дверного проема, пропуская перед собой Сабину. Выглядел он замечательно. Темный костюм, светлый плащ, фетровая шляпа — ни дать ни взять солидный господин, не без удовольствия переживающий свою «осень в преддверии зимы». Ну, и дама соответствовала. Молода, соблазнительна, элегантна. В общем, вполне убедительна в нынешней своей роли — «последняя любовь» стареющего героя. Сабина оделась скромно, но со вкусом, которого у нее не отнимешь. Впрочем, несколько нерядовых камешков — в ушах и на длинных красивых пальцах — намекали на то, что скромность отнюдь не синоним стесненности в средствах.
Женщина встретила взгляд Дарьи, улыбнулась и пошла по проходу к их с Марком столику. Командарм следовал за ней, отстав буквально на полтора шага.
«Хорошая пара!»
Тут, что называется, не поспоришь — хорошая! И дело вовсе не в том, как они выглядят здесь и сейчас, — этот «театр» Дарья уже видела и не раз, — а в том, насколько они гармоничны, каждый сам по себе и оба вместе. Поразительная естественность, — вопреки очевидной склонности к фарсу, переходящему в балаган, — и удивительное совпадение в деталях.
— Господа! — встал им на встречу Марк.
— Беллисима! — склонился он к узкой руке Сабины.
— Егор Кузьмич, голубчик! — протянул он руку Командарму.
Для разнообразия говорили по-русски, хотя, по мнению Дарьи, местный вариант великорусского наречия напоминал скорее ново-архангельский русский ее собственного мира, чем тартарский или новгородский диалекты. Вообще, мир, в котором они теперь пребывали, оказался симпатичным, но совсем непохожим на ее родной. Вот вроде бы и люди те же, и культурное сходство несомненно, и все-таки не брат он ее миру. Тем более, не близнец. В лучшем случае, какой-нибудь кузен из богом забытой боковой линии. Здесь не было Тартара и Новгорода, — что уже грустно, — как не было и вольных городов Севера. Впрочем, и о Священной Римской империи в этом мире вспоминали всего лишь, как о факте истории…
«Австрийская республика! Ну, надо же!»
Жаль было старую империю, но, в конце концов, империя — это всего лишь история с географией. Однако в этом мире не было и воздушных кораблей, а вот это уже куда серьезнее. Во всяком случае, для Дарьи. Здесь вообще много чего не было, — продвинутой механики, например, или полимерной химии, — но зато все, что имелось, было свое, доморощенное. Про торговлю же с эфирными странниками тут, судя по всему, никто ничего не знал.
«Ну, почти никто! — ведь кому-то же груз, доставленный вольным торговцем, все-таки предназначался. — Раз есть груз, должен быть и адресат…»
Между тем, все, наконец, раскланялись, обменялись, так сказать, приветствиями и перешли к делам. Егор Кузьмич усадил Сабину и сел сам. Обер-кельнер принес меню и карту вин, но, пока суд да дело, заказали «для разминки» графинчик арманьяка, и вот под первую рюмку Домен д'Эсперанс и завязался неспешный разговор.
— Как поживают твои родственники, Марк?
Что ж, после всего, чему он стал свидетелем, — и в чем, к слову, активно поучаствовал, — утаить от Командарма эту часть истории стало попросту невозможно. Да и неприлично, если по совести. Другое дело, что, кроме Егора и Сабины, причин и подробностей случившегося переполоха не знал больше никто. А Легион вообще ничего пока не узнал. То есть, не заметить эпическую «пьяную драку в кабаке», учиненную Дарьей «со товарищи», было бы сложно. Вернее, технически невозможно. Однако на данный момент Легиону была аккуратно скормлена самая простая и логичная, из всех возможных, версия — это действительно была всего лишь «пьяная драка в кабаке».
— Как поживают твои родственники, Марк?
— Резвятся. — Ответил Марк, не вдаваясь в подробности.
И был прав. Поскольку всегда существует правда, которую лучше не озвучивать даже перед самыми близкими людьми. Господин Че и любовь всей его жизни — красавица Ши, возможно, и ощущали нынче некий дискомфорт, сравнимый с изгнанием из Рая, однако взамен они обрели свободу, о какой и не мечтали. Дарья сама видела пару дней назад гуляющих под луной по альпийским лугам атра и шаиса. Во всяком случае, так их назвал Марк. Что касается Дарьи, так она могла бы поклясться, что это были саблезубый тигр и огромный темно-палевый барс. Но аханкам виднее, а на Земле, причем во всех ее вариантах, и те, и другие, — и смилодоны, и большие кошки, — судя по всему, вымерли еще в доисторические времена.
Выпили по второй, закурили, и тогда Дарья «нанесла ответный удар». Она улыбнулась Егору Кузьмичу той улыбкой, какую Грета звала не иначе, как сволочной, и протянула ему газету.
— Взгляните, Егор Кузьмич, там на первой полосе любопытное фото. Никого не узнаете?
Сам взял газету. Развернул. Хмыкнул и посмотрел на Дарью поверх обреза листа.
— Если не секрет, Дарья Дмитриевна! Где вы умудрились достать в Вене газету «Правда»?
— У шюцбундовцев в Хёблинге, — сделала невинные глаза Дарья. — Пришла, давеча, в их штаб и говорю. Так, мол, и так, разрешите представиться. Я княгиня Дарья Рудая — бывшая сибирская партизанка…
— А вы, Дарья Дмитриевна, разве?.. — повелся, было, Командарм.
— Да, нет! — отмахнулась Дарья. — Я про партизан только понаслышке знаю. Но местные социалисты, Егор Кузьмич, сущие дети. Два часа слушали мои побасенки о Великом Сибирском походе и даже прослезились, представьте. В некоторых местах. Я про форсирование Енисея, если что… Но мне один бывший любовник — комбриг Левинсон, — такие ужасы под водочку и половые излишества рассказывал, что я теперь, словно бы, даже очевидец.
Разумеется, последняя реплика — особенно намек на «половые излишества», — предназначалась исключительно для Марка. В личное пользование, так сказать. Но он, стоик, даже бровью не повел. Тем не менее, попытка не пытка, не правда ли? Дарёна Рудая женщина упорная и своего — не мытьем, так катанием, — обычно добивается, «прожмет» когда-нибудь и господина Аче. Не сейчас, так позже. Не здесь, так где-нибудь еще. Путь не близкий, но кто обещал, что будет просто?
