– Ну, во-первых, тебя убить не очень просто, а во-вторых, мне кажется, что им это не удалось, – улыбнулась Вера. – Но все, что ты говоришь, не лезет ни в какие ворота.
– Скажи, а может человек сам организовать операцию? По всем правилам. С ментальной перестановкой, с открытием канала и тому подобным. – У меня вдруг появилось смутное подозрение.
– В принципе, может. Ментальная подстановка – это просто правильная инъекция и последующее подключение тебя к колпаку. А вот открыть портал… Тут нужна помощь кого-то из группы Ларина. Но такого никогда не было.
– Я так понимаю, что никогда и не будет, судя по тому, что Бланк исчез. Слишком явное использование служебного положения. – Подозрение переросло в уверенность. Пусть и не подкрепленную объективными фактами. Но что-то мне подсказывало, что я прав. И еще что-то подсказывало, что мне надо туда…
Штора утлой примерочной еще не забыла, как я входил в эту кабинку. Это было ровно одну жизнь назад. Для меня. Для нее ничего не произошло. Даже дверь в магазин, открытая вульгарной отверткой, еще не успела захлопнуться под налетевшим ветерком. Я опять стоял перед зеркалом, в которое шагнул давным-давно Стамин. Для того, чтобы понять – кто он такой. Теперь здесь стоял я. Стамин и одновременно Фарбер. И опять я пытаюсь понять, кто я такой. Знакомая дорога от фальшивого бутика вверх по Институтской улице до моей квартиры. Там, где не погашен свет. Там, где я провел такую длинную жизнь. Покидая ее, не ведая себя, чтобы творить историю человечества. Чтобы по чьей-то прихоти вмешиваться в жизни целых стран и народов. Вершить судьбы неведомых мне людей, не понимая своей ни на йоту.
Что делает мир таким, каким мы его воспринимаем? Ведь в моем мире ничего не произошло. Так же гремят по брусчатке вверх раздолбанные маршрутки, также стоят в них пассажиры, заплатившие за то, чтобы сидеть. Так же радостно освещен купол парламентского собрания, под которым уже десятилетия рвут глотки и манишки никому не нужные лорды. Мне был безразличен этот мир, хоть я и жил, прорастая в каждую его жилку всеми своими, когда я был никто и звать меня было никак. Что изменилось? Этот падающий в пропасть мир стал вдруг мне дорог, как будто я вернулся в родной дом после долгой и неудачной эмиграции. Да, пожалуй, это наиболее точно. Конечно! Полны карманы баксами, еще свежи в памяти глупые проблемы в чужом обществе и кажется – вот, я дома, но я теперь такой! Теперь все по-другому будет! Я сейчас пойду в банк, положу все свои деньги туда, буду пользоваться только кредиткой! Возьму в том же банке ссуду. Буду разводить раков и продавать в Париж! Я открою клуб любителей родной речи и переборю всех этих политических спекулянтов. Как здорово будет дома. Я сейчас созову всех друзей, с которыми не виделся уйму лет, мы поедем на природу жарить шашлык, купаться в реке, приставать к девкам и ловить рыбу… Как здорово дома! Тем более, что теперь я могу так много!
И только на второй день вдруг выясняешь, что жулик-работодатель из другой страны так и не заплатил тебе деньги и все твои сбережения в далеком банке накрылись ввиду того что! Потом выясняешь, что ничего не можешь положить в местный банк, потому что там пасутся жуки с такими деньгами, которые и не снились Рокфеллеру. А потом, что раков разводить запрещено и что банки вообще не дают ссуду. Потом – из друзей остался только один, но жена не выпускает его из дому больше, чем на час. И через неделю вдруг понимаешь, что ты опять в той же заднице, из которой убежал уже давно в поисках разумной жизни. Но так и не нашел ее. И пусть ты теперь думаешь другими категориями, привык к другой пище и пьешь только виски и только вечером. Проходит мгновение – и ты такой же, как и все в этой трясине. И думаешь, как и все, и уже покупаешь водку и норовишь выпить с утра… И твои знания и умения никому не нужны. Хотя, попробуй я хоть кому-нибудь рассказать о своей, Фарбера, работе… Упекли бы в психушку и искал бы я там темпоральные тоннели до конца дней. Своих. Что-то на меня странные мысли налезли по пути домой. Удивительно, я назвал это домом. Дом, где нет Веры? Это нонсенс. Ладно… А какого я вообще сюда приперся? Что я хочу здесь найти? Бланка? Так его давно нету нигде. Понять, куда и за кем я гонялся? Так и так все ясно. Что меня сюда понесло?
Я слишком задумался. Так, что остановился на распутье. Вернее на тротуаре, не совсем понимая, куда мне идти. И место выбрал такое неудачное. Как раз напротив входа, или даже скорее въезда в Дом правительства. Чем вызвал искреннее недоумение помноженное на служебное рвение у охраны. Мелкого роста усатый милиционер, даже не интересуясь, смотрю ли я на него, поманил меня пальцем. Как-то пренебрежительно. А у меня сработал низменный рефлекс.
– Вы меня? – энергично хлопоча лицом и тыча в грудь пальцем, спросил я.
– Сюда иди. Когда приказывают, – пробурчал мент.
Ну почему здесь, в этом мире я вообще не могу сопротивляться? Я, Фарбер! Я побрел, как козел на заклание, к этому стражу правопорядка. В его понимании.
– Шо, в гостях был? – не глядя на меня, задал вопрос страж.
– Ну, не совсем в гостях, но, – начал было я.
– Ясно. Документы.
– Что документы? – Я сделал вид, что не понял.
– Шо, юморист? Шутки любишь? – Мент, по-моему, обиделся. – Сейчас пошутишь у меня.
И нажав кнопку на рации, притороченной к солидно выступающему животу, произнес:
– Седьмой? Га? Мыкола, тут шутник у меня. Ага!
– Да есть у меня документы, есть. – Я стал судорожно рыться и выискал в итоге какой-то аусвайс в кармане.
– Ага, проверим щас. – Мент опять нажал кнопку на рации и просипел: – Ало! Яна, пробей у себя там – Стамин, шо за птыця?
Рация прошипела и выдала какой-то непонятный грюк. Но мент, прижимавший ее к уху, понял больше меня. Он огляделся и, увидев подкатывающий воронок, сказал:
– Ну шо, гражданин Стамин, довыё…? Шож вы, пьяный ходите, а еще родину не любите? – Милиционер прямо сиял.
– Я не пьяный! – уже совсем теряя терпение, прорычал я.
– Ага! Еще и оскорбление при исполнении. Обвинили в брехне. – Мент сиял. – Ну шо, добро пожаловать домой! Теперь твой дом на нарах, умник!
Набежавшая из воронка братия скрутила меня в момент. Впрочем, мне и самому стало интересно, что же происходит. И я поплыл по волнам.
Дорога на узеньком поперечном сиденье в курятнике воронка прошла на удивление безвредно и уже через пятнадцать минут меня выволокли для дальнейшего действа. Я находился во дворе какого-то пенитенциарного заведения. Судя по зарешеченным до самого пятого этажа окнам и общей бодрой обстановке. Меня моментально препроводили в очень скромный кабинетик и усадили на плотно принайтованную к полу табуретку. Через мгновение в кабинет вошел старый знакомый – бледноглазый функционер из Министерства.
