— Вот, узнаю командира Дмитрия Громова! Ты, помнится, на таком ранце казахстанские сопки пересекал на скорость? А тут всего-то три километра.
— Было дело. Только тут все-таки не Сары Арка. Я на Марсе и в ясную-то погоду дальше трехсот метров от базы не уходил. И не только потому, что повода не было.
Собрались мы быстро, пока один монтировал крепления тридцатикилограммовых модулей к прыжковым ранцам, второй собирал остальное снаряжение: проверял баллоны с воздухом, воду, скафандры для внешних прогулок.
Покидая станцию, у меня мелькнуло нехорошее чувство, что родную «инженерку» я вижу в последний раз. Я поскорей прогнал эту мысль.
— Ну, пошли!
Митя первым взмыл в воздух, по параболе перелетев крупный холм. Я нащупал кнопку на рукоятке, прикрепленной к поясу, нажал на нее и тоже оторвался от земли. «Достигнута точка излета!» – сообщил женский голос системы оповещения. «Пилот, сгруппируйтесь!»
Практический мой опыт прыжков с ракетным ранцем был маловат, собственно, технарю вроде меня редко приходится пользоваться такими штуками. Это Митя у нас экстремал со стажем.
Я приземлился, как учили, — согнув колени и наклонив корпус вперед. Впереди метрах в десяти стоял Митя – он умудрился пролететь немного дальше, чем я, видимо, сказывался его большой опыт в путешествиях с помощью ранца.
— Давай, пройдем пару метров. Прыгать будем вон с того пригорка, — раздался его голос по передатчику.
Мы пошли пешком, идти приходилось против сильного ветра и при ужасной видимости – я с трудом различал силуэт фигуры напарника впереди. Но все-таки Митя был прав – прыгать лучше с того места, откуда видно место приземления. Не рассчитаешь тягу – хлопнешься о Землю со ста метров, и не спасет даже низкая гравитация.
Поднявшись на холм, Митя сразу прыгнул, задавая темп. Я еще повозился немного, взбираясь повыше, но вскоре тоже совершил прыжок.
Последовательно, не спеша, но и без лишних задержек, мы продвигались по марсианской пустоши к базе Фокстрот. После третьего прыжка мне даже стало как-то легко на душе – Митя вел нас уверенно и четко, любо-дорого посмотреть. Моя же миссия была позднее – установить сам модуль.
— Вот, зараза! — услышал я в переговорнике после очередного приземления.
— Что такое?
Я подбежал к Мите, он стоял на одном колене, сняв ранец с прикрепленным на нем модулем.
— Да вот, кажется, сопло песком забилось. Надо прочистить, — Митя потряс прыжковое устройство, из нижней части посыпался песок. — Да без толку! Чуть колено не расшиб при приземлении. И скафандр повредил слегка. Заклеил уже лентой.
— Сможешь вернуться пешком?
— С полкилометра, конечно смогу. Да только надо вместе возвращаться. Не годятся наши ранцы для путешествий под таким ветром. А дальше будет только хуже, пыльник все ближе.
— Я не могу вернуться, — уверенно сказал я.
— Да ты послушай! Я тоже хотел бы помочь этим людям. Но тут ситуация неизвестная. Ты понимаешь, что мы, вообще-то, уже сделали то, что другие бы не сделали.
— Ты свой ранец чаще гонял, неудивительно, что он у тебя засорился. Мой почти новенький, — я не обратил внимания на пылкую речь друга. — В общем, пожелай удачи!
— Как знаешь. Я бы сам пошел, вместо тебя, да вот только не ручаюсь, что мне по силам со штатовским оборудованием сладить.
Я кивнул и нажал на кнопку прыжка, не давая опомниться ни Мите, чтобы тот попробовал еще раз меня отговорить, ни себе, чтобы струсить.
Я старался дышать реже, экономил кислород. Периодически отряхивал с плеч песок – и откуда он только брался в таком количестве? Вокруг стояла оранжевая завеса, я с трудом различал на небе солнце, пробивавшееся сквозь пыль матово-тусклым светом. Это еще не сама буря, так, — разминка! Легкая непогода. На Марсе песчаные бури гораздо сильнее, чем на Земле – уж больно гравитация мала, да и пустынные пространства велики.
Когда-нибудь, мы растопим льды на полюсах, и по сухой красной планете потекут реки. Потом мы засадим почву специальными деревьями – их уже высаживают в пробный грунт на Земле. Потом на месте временных станций, аванпостов построим первый советский город на Марсе. И все это произойдет еще при моей жизни. Как знать, может, сейчас я иду по будущему бульвару Марсограда. Или Марсгорода.
На маленьком экранчике карманного навигатора горела одинокая зеленая точка и цифра – семьсот двадцать. Столько метров оставалось до американской базы Фокстрот. Там без сознания находились десятки людей, ожидая спасения. А, может быть, они уже все погибли – никто точно не знает, сколько времени человек протянет при декомпрессионном синдроме – когда резко падает давление во время разгерметизации станции. В открытом космосе – не более пяти минут. На Марсе побольше, считается, что около часа. Но никто точно не проверял. Не исключено, я сейчас рискую жизнью, чтобы спасти уже «мертвую» станцию, «ценное оборудование», о котором так беспокоился центральный компьютер, да и сам этот компьютер? Я вдруг понял, что мои красивые фразы, сказанные Мите, на самом деле совсем не мои, они книжные, киношные, не знаю, чьи еще. Я не герой.
— Эй, герой! Я добрался до «инженерки». Как дела-то? — послышалось в давно забытой рации. От неожиданности я даже вздрогнул.
— Отлично! Продвигаюсь, — бодро отозвался я. И куда только девалась моя меланхолия?
Я же офицер космического флота СССР, отечественная гордость и краса, это на меня равняются мальчишки со всего Союза, это мне шлют пламенные приветы и песни симпатичные дикторши с радио «Крылья Советов». Идеалам надо соответствовать.
Поддавшись какому-то душевному порыву, я даже слегка разбежался перед следующим прыжком – с большого уступа. К несчастью, сразу после уступа находился овраг, я никак не мог его видеть. Уже находясь в воздухе, я понял, что моя расчетная точка приземления находится где-то в паре десятков метров над землей. «Пилот, сгруппируйтесь!»
— А ну стоять! — завопил я, лихорадочно давя на кнопку пуска. Ранец закряхтел и падение замедлилось. Это уже был не просто прыжок, а настоящий полет на реактивном движке. Конечно, неровный, я все равно продолжал снижаться, но уже плавно и размеренно. Все-таки, мощная штука – советский прыжковый ранец! Перед тем, как окончательно свалиться на землю, я успел наклониться вперед, чтобы упасть на руки и не повредить модуль на спине.
Мягкий скафандр неплохо самортизировал падение, конечно синяки на локтях будут, но переломов вроде нет. Однако ранец на все мои попытки реанимации не реагировал – видимо перегрелся прыжковый механизм, в попытках продлить мой полет. «Ладно, ты мне неплохо послужил! Покойся с миром», — подумал я, отцепляя генераторный модуль от ранца, который я решил оставить в пустыне. Дальше придется топать пешком. Станция маячила уже совсем близко. Странно, я отлично видел все вокруг – пыльный туман как будто рассеялся.
