Ознакомительная версия.
— Кто сказал? — переспросила я, решив, что ослышалась.
— Отец Мартин. Основатель ордена мартинариев. Хотя я подозреваю, что его звали Мартирий, а в Мартина переделали для благозвучности.
— В первый раз о нем слышу.
— Иногда я разговариваю с ним по ночам, когда не могу заснуть. Или боюсь спать.
— И что же он говорит? — я сделала вид, что воспринимаю его слова совершенно серьезно.
— Всякую чепуху. Я почти ничего не помню: он болтлив как любой выживший из ума старик. И он обожает нравоучительные притчи. При этом он считает всё, что говорит, вершиной мудрости. Это так утомительно.
— Он живой или умер?
— Разумеется, умер. Живой бы не смог в нашем городе шляться по улицам по ночам. Его бы давно уже сделали мертвецом.
— Ну и что он тебе сказал? Вспомни хоть что-нибудь, — продолжала выпытывать я.
— Попробую… — Орас нахмурился. — Ах да, вчера он поведал следующее: «Из сырой муки надобно испечь хлеб, и раскаленные угли — лишь малая толика в начатом деле. Но почему-то угли привораживают душу более всего. На углях дело обычно и кончается». И, как я понимаю, именно к нему мы сейчас и едем?
Орас остановил машину, повернулся и посмотрел мне в лицо.
— Ева, а ведь ты поверила, что я совсем «ку-ку»… А? — и он повертел пальцем у виска.
Я не ответила. Да и что я вообще могла сказать?
— Дай мне напиться, — неожиданно сказал он хриплым глухим голосом.
— Я ничего не взяла. Разве ты не прихватил ничего горячительного в духе фриволеров?
Его руки стиснули руль. Потом разжались.
— Я не о том. Ты сама знаешь, что мне нужно.
Мне сделалось не по себе.
— Зачем ты об этом? Если что-нибудь чувствуешь и можешь — пей.
— Я ничего не чувствую, — отвечал он раздраженно. — Ты стала походить на деревянную куклу. Я ничего не чувствую… ничего… — повторял он как автомат. — Ничего.
— Неправда! Я люблю тебя и ты должен это чувствовать!
— Любишь? — он недоверчиво покачал головой. — И при этом не страдаешь ни капли? Да, я не могу больше жрать как прежде, но на таком расстоянии я бы почувствовал, что энергопатия протекает мимо меня. Я бы это непременно понял.
— Вся энергопатия остается во мне, — сказала я очень тихо и покраснела, будто призналась в чем-то постыдном. — Я переплавляю ее в нечто… не знаю как и назвать. И потом это нечто уходит из меня в мир.
— Всемирная любовь, что ли? — мне было обидно слышать издевку в его голосе.
— Может и любовь. Теперь мне кажется, что настоящий мартинарий именно так и должен делать. То есть, не кормить энергопатией князей, а… превращать свои страдания в это нечто и наполнять мир. Ибо мир слишком пуст… безумно пуст… хотя и переполнен людьми.
— Ты больше не хочешь поддержать меня?
— Всеми силами… — от острой жалости у меня перехватило дыхание.
Мне безумно хотелось сотворить для него чудо — распрямить его плечи, заставить гордо откинуть назад голову, и — главное — заново слепить его душу из тысячи бесформенных осколков. Чувство было столь сильным, что Андрей не мог не почувствовать его. Он вздрогнул всем телом, и, переняв его дрожь, машина содрогнулась всем корпусом и рванулась как в омут, в переулок, заполненной стоячей водой темноты. Дом Великого Ординатора, украшенный готической башенкой, несколько выдавался вперед, и мы устремились к нему, как корабль к заколдованному утесу. Машина взвизгнула тормозами и замерла возле самого подъезда.
— Никто не знает, что он потребует от нас, — сказал Орас тихо. — Может быть просто умереть. Но всё-таки мы пришли. Мы не отказались. Ведь это важно?
И он распахнул дверцу. Я вылезла наружу и подняла голову. Все окна в доме были черны, лишь на втором этаже таял в окне желтоватый отблеск. Андрей тоже посмотрел наверх. Мне показалось, что в полутьме я различаю слабую улыбку, тронувшую его губы. Он взял меня за руку и мы стали подниматься наверх. На лестнице было необыкновенно темно — я лишь на ощупь находила ступени.
— … он кого-то ждет… — шептал Орас едва слышно. — Но ждет ли он именно тебя…
Только теперь я поняла, в чем дело. Он боялся. Как это ни нелепо звучало, но Андрей боялся. Он получил зашифрованный призыв, как и я, и разгадал его без труда. Но не осмелился прийти. Не смог. И призвал на помощь меня. Неважно, что теперь он идет впереди и делает вид, что ведет меня за руку. На самом деле он опирается на меня. Я — его костыль, не дающий упасть. Я чувствую это. Одно не ведаю, нравится ли мне эта роль? Прежде бы понравилась, прежде я бы хлопала в ладоши от восторга… А теперь?
Он остановился возле нужной двери. Он и без меня знал адрес. Остановился, не решаясь войти. И тут внутри квартиры послышались голоса. Причем женские. Орас хотел позвонить, потом передумал и просто толкнул дверь. Она оказалась незапертой и послушно раскрылась.
Мы вошли и очутились в той комнате, в которой я уже побывала сегодня утром. Всё было почти как прежде. Кресла, покрытые истертыми бархатными накидками. Маленький столик, то ли обеденный, то ли журнальный, с подносом и кофейными чашечками. Только теперь горела неяркая лампочка под шелковым абажуром с кистями. И две девицы сидели в креслах. Одна — тощая, черная, с дерзкой ухмылкой на губах. Вторая — белолицая и рыжая, как будто немного сонная, вертела в руках нож с тонким лезвием. Эту рыжую я узнала. В театре она внезапно появилась в ложе и болтала что-то о Лиге и обреченности…
А Великий Ординатор лежал, раскинув руки, на полу. Он был в строгом костюме и белой сорочке. Но рубашка его была заляпана чем-то темным и, выбившись из брюк, задралась, открывая впалый живот. А костюм был порван на рукаве. Он был без обуви — в одних носках, и от этого выглядел особо беспомощно.
— Ба, господин Орас, — сказала брюнетка, продолжая нахально улыбаться. — А я всё думала — кто же придет? Неужели в этом городе появился кто-то новенький, нам неведомый. Порой так приятно побывает поглядеть на молодые, не хранящие следов чрезмерного поглощения энергопатии лица. Но, увы, как всегда, приходится разочароваться. Это всего лишь господин Орас со своей телкой. Как сказал классик…
— Не цитируй классиков! — оборвала ее рыжая. — Терпеть не могу!
— Я тоже… Интересно, Желя, кто из нас при этом выделяет больше энергопатии? Я думаю, все-таки — ты. Мне нравится твоя энергопатия. Ее ни с чем не спутаешь. Она напоминает уксус. А порой — уксусную эссенцию…
Неожиданно Великий Ординатор пошевелился. Я была уверена, что он умер, и его слабое движение, и такой же слабый стон меня испугали больше, чем его смерть.
— Что вы с ним сделали? — спросил Орас.
Ознакомительная версия.
